а найдешь — принеси нам. Мы пойдем и купим еды в магазине. И с тобой поделимся. Ты что хочешь?
Но на это Сема пойти уже не мог. После недавнего происшествия он зарекся брать деньги в руки. А уж взять деньги у родителей и отдать их чужим мальчишкам и подавно казалось ему невозможным. Сначала он даже не поверил, что его новые товарищи предлагают ему такое.
— Ты думаешь, что говоришь? — спросил он удивленно. — Как можно брать деньги без спроса? Это ведь не вода и даже не хлеб. Папа говорит, что за такое и в тюрьму угодить можно.
— Глупый он, твой папа, — пренебрежительно произнес Алпамыс. — Мой отец никогда такого не сказал бы.
— Сам ты глупый, — обиделся Сема. — Не смей так говорить про моего папу!
— А то что? — насмешливо спросил Алпамыс. — Плакать будешь?
— Ты сейчас сам плакать будешь, — пообещал Сема. Он был намного младше и меньше Алпамыса, но нисколько его не боялся. — А ну, проси прощения!
— Вот еще, — рассмеялся Алпамыс. — Ты кто такой, чтобы я у тебя прощения просил? Мал еще мне указывать. Правильно мой отец говорит, что у вас совсем уважения нет к старшим. Я тебя научу уважать тех, кто старше тебя по возрасту. Сейчас будешь передо мной извиняться. А ну, давай!
Алпамыс что-то сказал мальчишкам, и те, подступив к Семе, начали его толкать. В их глазах не было уже и капли признательности за выпитую воду и съеденную еду. Там была только враждебность.
Сема не понимал, как можно так быстро изменить свое отношение к человеку. Он поссорился с Алпамысом, но не сделал ничего плохого его приятелям. Однако они поддержали своего старшего товарища и набросились на Сему, как только тот приказал. Словно они жили не по человеческим законам, а по закону волчьей стаи. Однако Сема и после этого не испугался. Он был у себя дома, а они — чужаками. А дома, как известно, и стены помогают. Сема не раз слышал эти слова от папы и не сомневался, что так оно и есть.
Неприятелей было трое, и исход драки, казалось, был предрешен. Но Сема не стал ждать, пока они навалятся на него все сразу или нападут со спины. Он коротко, без замаха, как учил его папа, ударил Алпамыса кулаком в нос. А потом растопырил локти и сделал крутой разворот, задев Жасура и Сегиза. Те отлетели в сторону, схватившись за животы. А Алпамыс продолжал стоять на месте, прижав ладони к лицу, и из-под его пальцев текла кровь. Он мгновенно растерял всю свою агрессию и выглядел жалким и беспомощным.
— Еще хочешь? — спросил Сема. — Сейчас получишь.
И он, сжав кулаки, сделал шаг к мальчику, который был старше, выше и сильнее его. Однако Алпамыс не стал дожидаться нового удара. Он развернулся и побежал, издавая звуки, напоминающие повизгивание побитой собаки.
Увидев, что его главный противник покинул поле битвы, Сема повернулся к Жасуру. Тот тоже был старше и крупнее, чем он. Но, как и Алпамыс, Жасур проявил благоразумие. Не рассчитывая на помощь Сегиза, он бросился вслед за своим старшим товарищем, оставив младшего драться один на один с Семой. Это были уже равные силы. Но в этом случае Сема имел не только моральное, но и физическое превосходство над своим противником. И он не стал бить мальчишку, а, развернув, поддал коленкой, направив по тому же пути, по которому проследовали его приятели. Сегиз не стал сопротивляться. И, жалобно хныкая, тоже скрылся в переулке.
Поле боя осталось за Семой. Его победа не подлежала сомнению. Но он не чувствовал ни радости, ни удовлетворения. Алпамыс так и не извинился за то, что назвал его папу глупым. А, главное, Сема не мог понять, почему вместо благодарности за воду и еду чужаки набросились на него с кулаками, как будто его доброта вызвала у них недобрые чувства, и они захотели наказать его, чтобы впредь ему было неповадно проявлять великодушие. Это была загадка. И над ней стоило поломать голову на досуге.
Сема забрался обратно на дерево. Но он уже не глядел в сторону огорода деда Матвея, а, прислонясь спиной к шершавому стволу, задумчиво смотрел на лес, который начинался сразу за поселком и был сверху хорошо виден. Обычно однообразный пейзаж сегодня оживляли какие-то машины и копошившиеся возле них люди, казавшиеся отсюда маленькими черными точками. Иногда доносился резкий треск, после чего падало дерево. В лесу прорубали просеку.
Сема гадал, кому и зачем это понадобилось. Ему было жалко лес. Он испытывал такое чувство, словно это был его родной дом, а кто-то ворвался в него и начал крушить все без разбора и жалости…
Глава 66. Шайтан
Рано утром колонна техники, предназначенной для вырубки просек в лесу, проехала по новому мосту через овраг и двинулась по направлению к лесу. Здесь были и трактора, и валочные комплексы, и харвестеры, и мульчеры, с помощью которых можно было сваливать и измельчать деревья, обрезать сучья и ветки, удалять пни и кустарники, расчищать обочины дорог и даже утилизировать отходы производства. Последним ехал автобус с рабочими, без которых вся эта современная техника была просто грудой металлолома.
Колонна прошествовала рядом с Усадьбой волхва, встревожив целую стаю ворон. Птицы долго кружили над машинами, каркая на всевозможные лады, и отстали только возле лесной опушки. Сделав еще один круг, они полетели обратно, но уже в полном молчании.
Когда дозорные вернулись с донесением, Гавран сразу сообщил обо всем Тимофею. Старик встревожился.
— Немедленно лети к Михайло и расскажи ему, — велел он. — Но перед этим разошли гонцов по всему лесу. Пусть предупредят всех, кого только смогут найти, что пришла беда. Надо встать против нее всем миром, как в старые добрые времена.
Гавран уже собрался лететь, но Тимофей остановил его.
— И пусть все знают — жрец Горыня обратится к владыке нашему Велесу и будет просить его о помощи. — Он повернулся к Олегу, который стоял за его спиной и внимательно слушал. — Ведь так?
— Да, — коротко ответил тот.
— Ты слышал? — строго спросил старик у птицы.
И Гавран утвердительно каркнул в ответ. После этого он улетел в открытое окно. А Олег направился в капище. Он был очень серьезен и строг лицом. Для него это была уже не игра, как прежде. И даже Тимофей не усомнился в этом…
На опушке леса техника остановилась, высоко задрав длинные железные стрелы с различными наконечниками. Машины походили на средневековых тяжеловооруженных рыцарей, восседающих
