сказала Кирану наконец. – Я сделаю тебе амулет, достойный икхаве-босамва.
– Это же тебе для ритуального ожерелья, – напомнил Ренэф с улыбкой. – У тебя будет такое, какого ни у кого больше нет.
Шаманка приложила палец к его губам. Её голос звучал вкрадчиво, как в их первую ночь:
– Что есть у меня – такого ни у кого больше нет.
С этими словами она поднялась и с хрустом потянулась.
– Пойду посплю. Разбуди меня позже – сменю.
Ренэф посмотрел ей вслед, увидел, как она устраивается у костра, спиной к Ахратте, чтобы хоть немного согреть его, если опять будет лихорадить.
Он рассказал Кирану не всё, но внутри стало легче.
* * *
На следующий день стало понятно, что они не уйдут – Ахратта не сумел подняться. Лихорадка к утру не унялась, раны воспалились. Он бормотал что-то, иногда звал Кирану и убеждал, что завтра точно сможет встать. Шаманка не слушала – читала над ним заговоры и окуривала дымом, готовила снадобья, смешивая скудеющее содержимое своих горшочков с кашицей растений, собранных здесь же. Ренэф был рядом, помогал ей, чем мог. Когда девушка уходила, чтобы собрать необходимое, царевич охранял воина, давал ему воды. И то, что южанин принимал его помощь, было плохим знаком.
Ахратта умирал.
После полудня Кирану опять ушла в джунгли. Ренэф сидел рядом с воином, которого они с шаманкой устроили на подстилке из ветвей и больших листьев. Собственное поганое самочувствие не беспокоило так сильно, как невозможность что-либо изменить. Он не знал, как проделает путь обратно сам. Хватит ли сил ещё и тащить на себе гиганта-нэбуйца? Вот надо было этому вчера вскакивать и разговоры задушевные вести! Упрямый чурбан.
Рука южанина вдруг сомкнулась на его запястье – зыбкая тень прежней силы.
– Мы не… закончили… – хрипло прошептал Ахратта. – Долг крови. Не хочу отдавать… после смерти…
– Вот и не сдохни, – мрачно посоветовал ему Ренэф. – Ты должен вернуться в Кирму. Ты обещал забрать свои слова назад.
Ахратта шептал что-то неразборчивое. Царевич уловил только то слово, которое ночью говорила Кирану.
Шаманка вернулась, хмурясь осмотрела воина. В мрачной тишине они с царевичем поели. Кирану осунулась от усталости и тревоги, злилась на себя, но сделала, кажется, всё, что могла. Ренэф не знал, как помочь ей. Однажды ему удалось вернуть дух Нэбвена, ускользающего на Берег Мёртвых. Но получится ли такое с Ахраттой? Да и отзовётся ли воин тому, кого ненавидел?
Ближе к закату Кирану встрепенулась, вскинула голову, вглядывалась в сплетение ветвей над головой. Ренэф уже не хватался за копьё. Через некоторое время к ним спустился чёрный, и царевич был рад ему, как старому другу. Выглядел инъялу немного лучше, чем вчера, хотя и не вернул пока прежнюю силу и гибкость. Присев рядом с Кирану, он пророкотал что-то и метнулся обратно в заросли. Шаманка впервые за этот день улыбнулась и порывисто обняла Ренэфа.
– Он нашёл отряд! Ведёт к нам. И Старый Мианго с ними!
Избавление было близко, и царевич не мог не радоваться вместе с Кирану. Но в сердце осколком засело тревожное предчувствие, и оно не было связано с состоянием Ахратты.
Отряд пришёл ночью. Ренэф и Кирану заслышали голоса воинов, которые шли по лесу не скрываясь, увидели издалека отблески факелов. Первым на прогалину выскочил чёрный, чрезвычайно собой довольный. Шаманка даже потрепала его по плечу, хотя обычно, как заметил царевич, избегала лишний раз прикасаться.
Инъялу сел на корточки у костра и бросил заинтересованный взгляд на Ахратту, забывшегося тревожным сном. Кирану качнула головой, обронила короткую фразу, и чёрный с сожалением отодвинулся от несостоявшейся жертвы.
Голоса были уже совсем близко. Заросли с треском разошлись, и у прогалины резко стало тесно. Инъялу тут же исчез в тенях.
Ренэф насчитал шестерых воинов из Кирмы. Их вёл командир взвода Шебаф, но впереди медленно, с достоинством шагал сухощавый крепкий старик, которого царевич смутно помнил. В отблесках факелов его строгое лицо, испещрённое морщинами и шрамами, казалось не живее вырезанного из дерева тотема. Он опирался на посох, увенчаный рогатым черепом животного, украшенный множеством бусин и перьев. Облачение было проще, чем то, что он носил в Кирме – длинная набедренная повязка и переброшенная через плечо шкура. На другом плече висела сумка вроде тех, что были у Кирану. Многочисленные амулеты на груди и руках постукивали, позвякивали при каждом шаге. Даже хвост и рога были чем-то украшены.
Старик скользнул взглядом по Ренэфу и мрачно уставился на девушку, качая седой головой. По приказу Шебафа воины, сбросив припасы, оцепили лагерь.
Кирану вдруг подхватила свою сумку и выступила вперёд. В воцарившейся тяжёлой тишине она вынула голову босамва и подняла, демонстрируя всем.
Глаза старого шамана распахнулись от удивления. И весь отряд вдруг пришёл в движение, как по команде рухнул на одно колено, уперев копья в землю, склонив головы – даже сам Шебаф.
– Икхаве-босамва… – прошелестел хор недоверчивых шёпотков.
– Икхаве-босамва! – рявкнул Шебаф, поднимаясь, и стукнул копьём по щиту.
Воины подхватили его клич, ритмично стучали по щитам. Их взгляды были прикованы к Ренэфу, восхищённые, почти испуганные. Кирану улыбнулась и медленно кивнула, радуясь торжественному моменту, который сам царевич пока не мог осознать.
Шаман приблизился к Ренэфу, заглянул в глаза. Стукнув посохом по земле, точно коротко отдавая честь, старик с достоинством склонил голову.
– Икхаве-босамва. Ты защитил наши земли. Мы благодарны.
– Я бы не смог без Кирану, – возразил царевич.
Старый Мианго махнул рукой, и воины начали расходиться, обустраивать лагерь под командованием Шебафа. Из-за поваленного дерева раздавались удивлённые возгласы – кто-то нашёл труп твари.
Рядом с ними не осталось никого, не считая так и не пришедшего в себя Ахратты. Шаман подался вперёд и произнёс на общем рэмейском тихо, жёстко:
– Ты рисковал собой, как не должен был, господин мой царевич. Милостью Богов смерть с ветвей не заполучила тебя. А ты! – он наставил узловатый палец на онемевшую Кирану, и его глаза гневно сверкнули. – Я ведь предупреждал тебя, девочка. Но ты всё равно выбрала сына Владыки Обеих Земель. А потом увела его в глушь! В самую пасть к чудовищу! Если б здесь он нашёл свою смерть… Император бы ничего не оставил от нашего города.
Было слишком поздно что-либо объяснять.
Девушка приоткрыла рот от изумления, перевела взгляд на Ренэфа – недоверчивый, потерянный… и вдруг церемонно поклонилась, сложила голову чудовища к его ногам. Царевич осторожно перехватил её за запястье:
– Кирану…
Она отдернула руку и покачала головой, пятясь от него, как от недужного.
– Ничего не изменилось, – мягко проговорил
