должен был торговаться долгое время, ибо старушка, коей он принадлежал, запросила с меня наполеондор – цену, почти равную той, которую я заплатил в Бирмингеме.
Все искали с большим старанием кресты Почетного легиона; их цена на рынке чрезвычайно возвысилась. Я купил самый простой за 50 франков. Крылья, которые французские солдаты носили на своих касках, и прочие украшения императорской гвардии также очень скоро раскупались; но их можно было иметь за несколько су. Особенным предметом любопытства были кирасы, которых сперва, вероятно, находилось очень много, ибо носившие оные все до одного погибли в сражении. Победители собрали также большое количество кирас, кои употребляли для кушанья вместо сковород; я сам видел одного монтаньяра, жарившего себе говядину или баранину в оружии побежденного неприятеля; впрочем, их осталось еще довольно, чтобы составить счастье жителей Сен-Жана, Ватерлоо, Планшенуа и других деревень. В бытность мою в Бель-Альянсе я купил кирасу простого солдата за 6 франков, но за другую, которая принадлежала офицеру и была с насечкой отличной работы, я заплатил в Брюсселе вчетверо более; что касается касок, которые, скажу мимоходом, были превосходной отделки, то их уже нигде почти нельзя найти, ибо крестьяне тотчас распродали их для употребления вместо старой меди, а покупщики, опасаясь обратного требования, расплавляли со всей возможной скоростью.
Усердие, с коим мы производили покупки и собирали все, что только могли найти на поле сражения, оскорбило одного из героев Ватерлоо, который по благосклонности своей взялся быть моим проводником; он удивлялся участию, принимаемому мной в таких предметах, на которые он привык смотреть как на бесполезные остатки битвы. Я почел обязанностью напомнить ему, что он сам пожинал лавры на этом самом месте и хотя бы ради этого должен извинить рвение скромного собирателя персиковых косточек, орехов и других безделиц. К счастью, энтузиазм одного путешественника, купившего себе целые ворота в Бель-Альянсе, ослабил несколько упрек воина, доказав, что моя глупость еще не из первых. Признаюсь, я сам очень любопытствовал узнать, что предпринимали сделать с этими воротами, не хотели ли раздробить их на мелкие части подобно тутовому дереву Шекспира.
Одна дама подарила мне весьма любопытную тетрадку, которая найдена была на поле сражения. Она заключает в себе собрание французских песен, и почти вся испещрена кровавыми пятнами, кои ясно показывают судьбу ее владетеля. Два из этих романсов показались мне довольно занимательными. Впоследствии я видел их в переводе, по случаю встречи моей с одним из наших шотландских поэтов; сей перевод я к Вам препровождаю.
Последние стихи сей песни нельзя разобрать по причине множества пятен и дурной орфографии. Сие маленькое собрание заключает в себе и другие поэтические отрывки; но они, слишком напоминая свободу гвардейского корпуса, не стоят труда, который бы должно было употребить для их перевода.
Не хочу также докучать Вам другими переводами; только прилагаю в конце письма моего оригинал, желая отдать справедливость любезному моему трубадуру. Работа моя была довольно затруднительна, ибо переписчику, как видно, не слишком знакома была орфография; я же не столь хорошо знаю французский язык, чтобы исправить совершенно его ошибки.
Остаюсь с преданностью и пр.
Пол.
ПИСЬМО X
Пол к Э…
Слово, которое я дал Вам, любезный друг, писать и доставлять подробности, относящиеся к Вашим статистическим занятиям, давно уже, так сказать, лежит у меня на душе и побуждает к немедленному исполнению. Но Вы, конечно, простите нерадение друга, который, будучи помещиком с пятнадцати лет, до сего времени смотрел на своих овец и коров, спокойно гуляющих по лугу, более как на прекрасный ландшафт, нежели как на предметы торговой спекуляции, и который, по непростительной беспечности, о репе и картофеле своем думал только в то время, когда видел их на столе. При помощи какого-нибудь фламандского помещика я сделал бы для вас любопытное и подробное описание земли, которой плодоносная почва с избытком вознаграждает труды земледельца. Быстрота и правильность – душа земледельческой работы – наблюдаются здесь с чрезвычайной точностью: едва оканчивается жатва хлеба, как плуг бороздит поле, еще покрытое соломой, оставляя только места для складки приготовленных снопов. Плодородие здешней земли беспримерно; оно даже превосходит обилие лучших угодий наших и равно благоприятствует как земледелию, так и разведению лесов. Хороший рынок есть неразлучный спутник изобилия, – и я думаю, что Брюссель, известный по своему многолюдству и всем удобствам, могущим удовлетворить роскошь, принадлежит теперь к малому числу тех городов, в коих можно жить с большой экономией. Я сделал счет, из коего видно, что я мог бы провести год в Брюсселе, пользуясь хорошей квартирой и всеми выгодами обыкновенной роскоши за сумму, почти равную той, которую я плачу в Шотландии. Но при сем сравнении я вспоминаю с сердечным движением, что мое скромное шотландское жилище, будучи окружено обширным морем, находится в безопасности от всех конвульсий, потрясающих землю; соперничествующие армии никогда не придут решать судьбу мира в десяти милях от моего дома; а гром пушки разве тогда прервет мой сон, когда нужно будет возвестить какое-либо радостное происшествие: сии обстоятельства, внушая чувство личной свободы и душевного спокойствия, суть причины более нежели достаточные к тому, чтобы отдать преимущество моему бедному отечеству.
Но для особ, которые не из экономии, а по причинам более побудительным ищут кратковременного пребывания вне своей родины, Брюссель имеет сильные приманки. Здешнее английское общество, сколько могу судить, состоит из первых лиц; в нем участвуют с удовольствием лучшие голландские фамилии; но это отвлекает нас от главного предмета: возвратимся к нашим овцам.
Фермы и избы голландские имеют вид довольства и удобности, который вполне соответствует здоровой и веселой наружности их обитателей. Искусство вырывать негодные травы, предупреждать всякий беспорядок и пользоваться всеми углами садов и виноградников нигде не обнаруживается с такой выгодой, как в Голландии. Разнообразные виды фламандской природы представляют обширное поприще таланту здешних живописцев, которые занимаются изображением лесов и рощей, окружающих их дома. Сии леса, состоящие по большей части из бука, смешанного с березой и дубом, весьма многочисленны и доставляют жителям обильный запас дров, несмотря на то, что во Фландрии находится также очень много угольных шахт, особенно близ Шарлеруа.
Фламандские рощи имели прежде гораздо большую цену, нежели ныне; ибо деревья, годные для корабельной постройки, почти все срублены по повелению Бонапарта, который хотел во что бы то ни стало построить флот в Антверпене. Ничто так не обнаруживает обширности сего предприятия и средств, употребленных к исполнению оного, как великолепные верфи, построенные в сем городе; огромные каменные плиты прекрасного цвета и отменной
