Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
крепко подвела Микояна, опубликовав в газете его телеграмму с обвинениями в адрес дашнака Амазаспа. Теперь, оказавшись на свободе, Шатуновская добилась аудиенции у Микояна, тот принял её очень тепло, дружба была восстановлена, и не только с Микояном: тот свёл Шатуновскую со своим ближайшим другом Львом Шаумяном, сыном Степана, теперь занимавшим пост заместителя главного редактора Большой советской энциклопедии.
Шатуновская подробно рассказала Микояну о своих злоключениях и привела ещё одного отсидевшего человека, Алексея Снегова (Фаликзона). Микоян его отлично помнил — тот когда-то работал на высокой должности в Наркомате рыбной промышленности.
И Шатуновская, и Снегов были убеждёнными коммунистами. Шатуновская отсидела 8 лет, Снегов — 15 лет. Снегов арестовывался дважды. Более того, в 1953 году его специально этапировали из лагеря в Коми АССР в Москву, для дачи свидетельских показаний на закрытом процессе по делу Берии, но по окончании процесса вернули обратно. Подробную статью о Снегове написал Серго Микоян: «Алексей Снегов в борьбе за десталинизацию».
Встречи Шатуновской, Снегова и Микояна проходили в квартире Льва Шаумяна в Доме на набережной с конца 1954-го и весь 1955 год.
Их рассказы о пытках и других кошмарах репрессивного конвейера Микоян внимательно выслушал. Шатуновская, например, рассказала, что в её женском лагере отбывали срок около 10 тысяч осуждённых, из которых была всего одна настоящая японская шпионка, все прочие ходили на неё смотреть, а она говорила: «Я единственная сижу за дело, а вы все за что?»
Шатуновская и Снегов были убеждены, что есть только один способ обновить страну и придать ей новый импульс к развитию, а именно: разоблачить преступления репрессивной машины, сказать людям правду, в том числе и о прямом соучастии партийного руководства. Слово «покаяние» тогда не было в ходу, вместо этого использовалось выражение «очиститься перед партией». Алексей Снегов напомнил Микояну о предстоящем ХХ съезде, и сказал, что именно на этом съезде, первом без Сталина, руководство партии должно открыто объявить о преступлениях, свершённых в годы правления Хозяина.
Микоян быстро понял, что оба правы. Он давно находился на вершине власти и, скажем без обиняков, рассматривал себя как историческую фигуру, а не просто как функционера высокого уровня. Он много сделал для своей страны, и мог сделать ещё больше. Открытая критика Сталина могла привести к непредсказуемым последствиям (и привела), в том числе, например, к отставке всех членов Президиума, а в худшем случае даже к их аресту. Но Микоян только недавно прожил четыре месяца в ожидании ареста. Он, что называется, «своё отбоялся». К тому же он, разумеется, помнил, что замазан в репрессиях гораздо меньше других. Если у кого и было моральное право обвинить Сталина — то у него, одного-единственного, подписавшего всего несколько расстрельных документов, тогда как прочие соратники — и Молотов, и Маленков, и Каганович, и Ворошилов — подписали сотни списков. То есть в наихудшем случае, если члены Президиума объявят Сталина преступником, а себя признают соучастниками, Микоян, если того потребует партия, просто уйдёт со своих постов, уедет, например, в родную Армению и там, грубо говоря, возглавит колхоз или любую партийную организацию. В случае же успеха — советское общество действительно обновится самым решительным образом. Не будет более ни лжи, ни лицемерия, в том числе и в Кремле. Ведь все они тогда лгали друг другу, смотрели в глаза — и лгали, убеждая себя и коллег, что во всём виноват Берия и его подручный Абакумов. Все лгали, включая Хрущёва, который, собственно, нашёл выход: убить одного самого опасного и свалить всё на него. Эту стену лжи и лицемерия следовало разрушить.
Но для критики Сталина нужны были исчерпывающие, стопроцентные доказательства. Шатуновская и Снегов ответили, что знают, где такие доказательства найти. Они посоветовали Микояну изучить архивные материалы XVII съезда ВКП(б) 1934 года, так называемого «Съезда победителей». К компании примкнул Лев Шаумян, в надёжности которого нельзя было сомневаться. Пользуясь служебным положением, Шаумян послал запрос в Институт Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина (ИМЭЛС) при ЦК КПСС и разыскал указанные документы.
Выяснилось, что из 1966 делегатов того съезда впоследствии было арестовано 1108 человек, из них расстреляно 848 человек. Оказалось, что на XVII съезде многие делегаты подали голоса против Сталина. Счётную комиссию курировал Лазарь Каганович. Он немедленно доложил Сталину. Далее бюллетени были подменены, результаты голосования подтасованы. По версии Серго Микояна, подлинные бюллетени съезда уцелели и обнаружены в архиве Ольгой Шатуновской: 287 бюллетеней с голосами, поданными против Сталина. Более того, на том же съезде образовалась инициативная группа под руководством 1-го секретаря Азовско-Черноморского крайкома ВКП(б) Бориса Шеболдаева, решившая сместить Сталина и избрать генеральным секретарём Сергея Кирова. Шеболдаев сделал Кирову соответствующее предложение, но тот отказался и честно сообщил Сталину, полагая, что тот так или иначе всё узнает.
В списке делегатов съезда Микоян нашёл фамилию своего старого друга Наполеона Андреасяна, того самого, которого едва не расстреляли за шпионаж в пользу Франции; вызвал его, и тот — ветеран войны, кавалер боевых орденов, а теперь ответственный работник Министерства пищевой промышленности — подтвердил, что входил в счётную комиссию, и помнит, что против кандидатуры Сталина было подано около 160 голосов, однако официально объявили только о шести. Теперь у Микояна были документы и живой свидетель; вдобавок он был убеждён, что при желании можно найти множество других документов и свидетелей. Но выходить с обвинениями против Сталина в одиночку было чистым безумием и самоубийством.
В союзники годился только один человек: Никита Хрущёв. Микоян встретился с ним и поговорил. Хрущёв немедленно оценил перспективы. Во-первых, к событиям «Съезда победителей» он был непричастен. Во-вторых, он контролировал КГБ, через своего друга Ивана Серова и, следовательно, мог извлечь из архивов любую засекреченную бумажку. В-третьих, развенчав Сталина, Хрущёв получал возможность избавиться от всей ненавистной ему «старой гвардии»: Маленкова, Молотова, Кагановича и Ворошилова, заменить их верными людьми. В-четвёртых, Никита Сергеевич, как и Микоян, тоже мыслил себя как историческую фигуру; в случае успеха он бы прославился на весь мир и вошёл бы в историю как человек, низвергнувший ложного кумира. Одно дело быть верным продолжателем начинаний Сталина, оставшись навсегда в его тени, и совсем другое дело отринуть Сталина и повести сверхдержаву новым курсом.
Они тщательно всё обдумали. Микоян привёл к Хрущёву и Алексея Снегова, и Наполеона Андреасяна. Мы уже говорили о том, что в своих воспоминаниях Хрущёв перепутал Андреасяна со Снеговым. Ошибка совсем незначительная, если бы речь шла о мемуарах рядового гражданина, но тут мы имеем дело с книгой лидера страны, излагающего подробности ключевого — в мировом масштабе — исторического момента. Ошибка свидетельствует о пренебрежении Хрущёва к людям, стоявшим ниже его. А если взглянуть шире, мы видим, что Хрущёв очень хотел присвоить себе, и только себе, лавры первого и главного борца с культом
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
