— Он живой, истуканы! — Пришлось попятиться от Стража, который сделал шаг вперед. — Я не дам вам закопать его, он же дышит!
— В этом теле нет души, Колдунья. Дух оставил его по воле своей, и жизнь оболочки угаснет через тридцать сотен ударов сердца, три сотни вдохов, три сотни выдохов.
Аурум заплакал. Я поверила сразу, и меня ударило горечью от этой правды… но сдаваться? Нет! Пока Страж не вздумал применить силу, я обернулась, упала перед Гримом и схватила того за голову:
— Призываю тебя! Вернись! Приказываю!
Впустую… вскочила, перехватила за воротник и рывками попятилась прочь, перетаскивая тело волоком — до знака пяти сторон. Аурум, уже смирившийся и от этого ослабевший, спохватился и перегородил собой путь Стражу! Вот молодец! Тот вряд ли ему навредит, не страшно, а минутку мне подарит. От волнения и накатившего всего стало так жарко!
— Кто так делает, Грим… я же тебе целую жизнь обещала. Подумаешь, горло перерезали и мечом пырнули. Аурум цел, хоть его и пожрали собаки. И сестренку нашу не затмили совсем, и ветер не додушили… Грим! Не один ты остался! Подождал бы еще минутку, и увидел бы, чего сразу из тела вон? — Я его дотянула прямо до центра, чтобы вернее было, опять обхватила руками голову: — А в итоге дрались без тебя. Ну, давай… призываю! Грим! Патрик! Дракон с золотым сердцем! Вернись, Дух Жажды!
Я поцеловала его… и до чего дико было чувствовать живое тепло губ Грима и понимать, что Страж не солгал ни намеренно, ни ошибочно — души в теле не было!
Аурума просто обошли. Он один, а их много. Сколько до меня — десять или пятнадцать их чеканных шагов?
— Нет! Нет! Ни за что!!!
В следующий миг я оказалась в стороне, а тело на руках у Стража. Он своей сверхъестественной силой взял и отнял. Легко.
Новая вспышка! Я вскочила и кинулась к трупу Безымянного!
Где это? Раздавить! Уничтожить, ударив ножом! Колдовской мешочек, который был так дорог для черного мага — вот в чем причина!
— Сестренка, родненькая, умоляю, подсвети!
Вот же я дура, что не удержалась и пнула труп. Да не просто так, и именно под локоть руки, в которой Безымянный держал свое сокровище, — теперь кулек лежал не рядом, а отлетел, и я ползала на коленках в размокшей снежной каше — на полметра в сторону, потом на метр. А глаз все никак не выцеплял нужное. Самое гадкое — размером как коробка для спичек, мелкое!
— Ветерок! Дунь в сторонку, куда ползти? Братишка, миленький!.. Рыжун! Кыс-кыс, зверюга, сюда! У тебя же нюх! Ну, пожалуйста…
Я искала, возила ладонями прямо по лужам и снегу, где он не стаял, прощупывая каждый камешек. Вскидывала голову, призывая помощников, видела, как уходят Стражи обратно в лес и уносят моего Грима. Да хоть кто-нибудь поможет? Аурума скосило отчаянье, и он сидел и плакал. Кот кружил рядом с ним и даже не думал слушаться. Ладно — они, а ветер с луной что? Выключились?
Главное, не паниковать… главное, не поддаться эмоциям… главное…
Я вся застыла, как вмерзла. Осталась стоять на четвереньках, затаила дыхание, боясь спугнуть то слабое, что почувствовала. Нет, я не чокнулась! Эту волну, этот отклик чувств моего Пилигрима я никогда и ни с чем на свете не спутаю! Неужели что-то сработало? С опозданием, но сработало!
Обернулась, успев увидеть, как силуэты растворяются в темноте, не дойдя до грабов, и вновь ощутила отклик. Но не с той стороны, куда смотрела, а откуда-то с площади. С пустой площади, на которой никого. Призрак? Душа Грима витает и подает сигнал?
— Слышу… слышу, указывай… где эта дрянь? Все обязательно будет хорошо, только помоги мне тебя спасти.
Сильно так полыхнуло — горечью и страданием, по щеке со шрамами будто огнем провели, горячо, близко. Сердце в ответ застучало быстрее, холод я совсем перестала чувствовать, и пальцы перестало сводить судорогой от ледяной воды. Света бы сюда больше! Ни огонька. Ни фонарика. Луна, походу, силы истратила, что почти не светит…
Нашла! Схватила, уложила в стык между камнями, чтобы не съехал, и торопливо достала из кармана нож:
— Ти…
Сердце схватило раскаленной пятерней, сжало и не выпустило… я смогла вздохнуть… и не смогла ничего больше… это не кулек.
Это туловище человечка, которого неумело и наспех скрутили из оторванного узкого лоскута. Намотали, перетянули нитками, разделив на тело и голову. А ручки и ножки — воткнутые в складки веточки, просто обломались от хватки пальцев. Безымянный творил куклу! Что угодно с пятью отростками, только было бы схоже.
Об этом он сокрушался… психовал и нервничал, что заготовку выкрала маленькая предательница, и ему пришлось наспех делать новую из чего попало… он в последний миг затянул узелок или воткнул ветку куда надо и Грим призвался в это из-за его касания. Он снова пленный Дух Жажды. И маг орал от счастья, потому что уже победил… одного слова не хватило. Приказывал… и умер, не успев ни себя спасти, ни нас уничтожить…
— Ти…
Сердце не отпустило, а сжало еще сильнее. Понимание всего обрушилось на меня… я уронила нож, скрючилась, уперевшись лбом в камни площади, свела руки и колени, замыкая тряпочку в закуток под собой, и закричала.
Удар сердца
Я не теряла сознания. Но очнулась тогда, когда на плечо легла ладонь и раздался тихий голос Аурума:
— Пойдем, Тио… пойдем под крышу. Ты не выплачешь всех слез сразу, дочка. О, Небо…
Сил хоть что-то сказать или объяснить у меня не было. Я поднялась на ватных ногах, пошла как пьяная, прижав к своей шее обеими ладонями сырое тельце. Там ему было теплее всего. Меня шатало из стороны в сторону, и все перед глазами плыло, но я ускорилась насколько смогла, чтобы обогнать старика. Я хотела прийти домой и успеть сделать то, что нужно без лишних свидетелей. Аурум не был чужим, но если он догадается — его сердце разобьется, как и мое… зачем?
Я дошла до плат, распахнула дверь, дошагала до горящего камина. От Грима пошла волна чего-то приятного и почти счастливого. Он все еще жег меня чувством своей душевной боли, но теперь та волна ослабла, а радость избавления от муки отдалась сильнее.
— Одобряешь? — Спросила шепотом, оторвав скрученную тряпочку от шеи и сжав пальцами. — Не бойся, я не оставлю тебя таким. Я люблю тебя, мой Пилигрим, и если по-другому освободить не могу, сожгу и выпущу… встретимся в следующей жизни, да?
У меня как-то все отупело. Как болевой шок у тела, вот так и у души разом все заморозилось и не резало безжалостно. Слезы из глаз текли, но сердце раскаленная ладонь отпустила. Видимо, такова Судьба — она не посчиталась с жертвами, свершив главное, очистила мир от хозяина и от Слуг, уничтожив насовсем то, что умудрилось столько веков продержаться. Мы свой долг исполнили. Послужили орудием. Победили. И все будут счастливы… ведь разве не для этого рождаются на свет герои?
Я поцеловала Грима. Прижала к губам. Он противно пах ветошью и сырым железистым запахом попавшей на тряпку крови. И чуть приятно пах деревом — от свежих сломов грабовых веточек.
