Питер КонноллиПисьмо потянуло руку вниз неимоверным грузом. Флоренс нахмурилась, вспоминая последний вечер в доме Джима в Ислингтоне. Она вспоминала, как грызла пармезан, когда они в последний раз готовили пасту и она чувствовала на себе его взгляд. Его добрые серые глаза, его милое лицо, длинное и худое, и все еще красивое, хотя он и постарел немного.
Взять бы его сейчас за руку и поцеловать. Только разочек.
Ведь все бы устроилось… Теперь, вернувшись сюда, она это ясно понимала, но почти наверняка уже слишком поздно. Флоренс сжала письмо Питера двумя пальцами, гадая, сохранить его или нет.
И тут ей на глаза попалась бутылочка с таблетками, стоявшая на «свадебном» сундучке. Господи, как легко было бы… Мысль пролетела незаметно, почти невесомая мысль, невидимая, но она начала разрастаться. Так выдох превращается в порыв ветра, а потом в бурю. Эффект бабочки.
«Никто не пожалеет. Никто… Папа умер».
Она словно читала список. «Суд. Завтра утром встать и продолжать жить. Дом. Как ужасно я вела себя с Люси, с Биллом, с мамой… Папа умер. Папа умер, он умер, а я не знаю, кто я». Осознание этого уже несколько лет пробивалось к поверхности ее разума, еще до смерти Дэвида. Когда прибыло приглашение на семейный праздник, Флоренс уже почти год размышляла об этом. Или даже больше. Наверное, всю жизнь. И все подозрения, все опасения, все думы вели к этому мгновению, к этому озарению, к этому первому вечеру возвращения сюда, домой. Флоренс с такой силой прикусила язык, что ощутила вкус крови. «Не думай о папе». Она знала, что если будет думать об отце по-настоящему, то расплачется. А если расплачется, ни за что не сделает того, что собралась сделать.
Флоренс не могла понять, долго ли просидела за столиком. На верхнем этаже старинного палаццо было тихо.
Наступил вечер, солнце садилось за крышами соседних домов. Флоренс сидела неподвижно, почти ни о чем не думая. Опять зазвонил телефон, и снова она не стала брать трубку. Мотыльки бились о стекло дверей, ведущих на веранду, по улице стремительно проезжали машины «Скорой помощи».
Через какое-то время, когда стало почти совсем темно, Флоренс встала и подошла к шкафу. Она слышала звук своих шагов и думала о том, как все это странно. Слух, ощущения, вкус. Насколько трудно будет их отключить, отделить от себя?
Она взяла бутылочку, вытряхнула на ладонь горсть таблеток. За рекой зазвонил церковный колокол, громко и протяжно. И тут Флоренс неожиданно вспомнила историю о враче Лоренцо де Медичи. Он так опечалился смертью князя, что прыгнул в колодец. Между прочим, неплохой поступок. По крайней мере, храбрый.
Снова зазвонил телефон. Флоренс протянула руку и выдернула провод из стены. И с изумлением уставилась на провод в руке и на дыру в том месте, где обвалилась штукатурка.
– Ну вот, – пробормотала она, смахнув со щеки слезу.
И тут впервые за все время внимательно посмотрела на бутылочку. Прочла этикетку… и расхохоталась.
Джо
Все началось с того, что Джо решил нарвать молодой крапивы – приготовить крапивный суп. Выдался погожий майский день, сидеть то в квартире, то в пабе смертельно надоело. Хотелось размять ноги и увидеть синее небо над головой. У себя на родине он бы в такой денек первым делом отправился на болота, шагал бы по пружинящему торфу, а в ушах звучал бы голос матери: «Вернешься к ланчу, Джо Торн, а не то я тебя сама притащу, и уж ты у меня пожалеешь!»
– Я только в лес схожу и обратно. Не дольше часа. – Он растерянно комкал в руках пластиковые пакеты. – Хочешь пойти со мной? Прекрасный денек!
Лежа на диване, Карен читала журнал и жевала какие-то чипсы.
– Неужели похоже, что я хочу пойти с тобой?
– Не знаю. Я подумал, вдруг…
Карен коротко хохотнула – почти гавкнула.
– Я бы с радостью прогулялась, но после ста метров чувствую себя так, будто пробежала марафон. Нет, я пас, спасибо.
– Понятно. Извини.
Эти слова Джо, похоже, вызвали у нее еще более сильное раздражение.
– А я не говорю, что ты виноват. Я просто говорю, что не хочу идти.
– Конечно, конечно.
Джо улыбнулся.
До даты родов оставалось еще примерно три недели, а в квартире уже царило тоскливое ожидание. В последнее время, когда бы они ни оставались наедине, у Джо возникало чувство, что Карен на него сердита. Он не мог ее развеселить, обнять, помассировать ей ноги. Живя с ней в крошечной квартирке и притом, что их объединяли четыре-пять ночей, они были чужими друг другу.
Несколько недель назад Шейла пыталась его расспросить:
– Но вот вы вдвоем… Все хорошо? Ты-то как это воспринимаешь?
– А как я могу воспринимать? Я в ответе за этого ребенка.
На самом деле Джо хотелось ей сказать, чтобы не лезла не в свои дела.
– Ну нет, в ответе она! – заявила Шейла. – Узнав, что она замужем, ты перестал с ней встречаться. Ты понятия не имел, кто она такая, когда у вас все начиналось. Да может, и ребеночек-то не твой!
Джо пожал плечами. Ведь не объяснишь Шейле, что так или иначе он обязан поступить правильно. Карен ждала ребенка. Малыша, которого он будет носить на руках, о котором будет заботиться, которому поможет войти в мир. На этот раз Джо собирался все сделать как надо. У этого ребенка будет правильный папа. Он будет приходить к ним каждый день, будет готовить малышу самые вкусные во всем графстве ланчи, которые тот будет брать с собой в школу, и жить будет по соседству – чтобы услышать, если они проснутся ночью. Может, и не самый привычный способ растить ребенка, но у них все получится.
