— Джордан! Слава Богу, ты здесь!
Вся семья казалась совершенно беспомощной и черпала поддержку только в Джордане.
Сиделка отвела его к Мег. Джордан посмотрел на сестру. Маска смерти уже начала стирать знакомые черты, которые он так любил.
— Мег, ты узнаешь меня? Это я, Джордан, твой брат.
— Джорджи?
Ее голос был слабым эхом, таким отдаленным и искаженным наступающей смертью, что казался почти неузнаваемым.
— Я здесь, дорогая. Все хорошо.
Взгляд был устремлен на него, но Мег уже ничего не видела. Джордан увидел слезы на ее щеках, и, к своему удивлению, понял, что плачет он сам.
— Джорджи, — снова сказала она. Последовала ужасная пауза. Он чувствовал, как борется Мег за этот последний момент просветления, пока страшная катастрофа, происходящая в ней, разрушает ум и тело.
Сверхчеловеческим усилием ей удалось заговорить громче, заставить взгляд сосредоточиться на брате.
— Слушай.
— Да, милая, — кивнул Джордан, нежно сжимая ее руки. — Я тебя слышу.
— Хочу, чтобы ты был счастлив.
— Я счастлив, Мег, — сказал Джордан. Пустота лживых слов потрясла его, и он отвел глаза.
— Нет… нет времени, — прохрипела Мег. — Слушай.
— Да, — всхлипнул Джордан. — Да, Мег.
— Ты так много работал. Стишком много. И забыл о себе, махнул на себя рукой. Найди себя сейчас… ради меня. Не нужно больше убегать…
— Да, Мег, — повторил он, пытаясь отогреть замерзшие руки. — Да, милая. Все, что ты хочешь.
Он старался скрыть боль, которую причиняла сестра. Она понимала, что он сделал со своей жизнью, и теперь, хоть и слишком поздно, просила повернуть стрелки часов и стать тем, кем он никогда не был: человеком, которым должен был быть с самого начала.
— Ты не можешь жить без любви, — сказала Мег. — Нельзя так больше. Нельзя.
Судорога свела ее тело. Но Мег все пристальнее смотрела в глаза брата.
— Будь добр к Джил. Она тебя любит.
— Да, — солгал Джордан. — Я знаю. Знаю, Мег. Обещаю тебе.
Бессмысленные слова слетали с его губ. Он понимал, что говорил слишком много, лишь бы прикрыть пустоту заверений. Его слезы падали на лицо умирающей бесполезным холодным дождем, таким же ненужным, как его ложь. Джордан сознавал, что Мег из последних, слабеющих сил пытается уговорить его сдержать слово. Но в это мгновение какая-то огромная тяжесть упала на нее, придавив к постели. Пальцы Мег разжались, но губы продолжали шевелиться. Джордан нагнулся ниже, пытаясь расслышать:
— …Есть… время…
Свет в глазах погас. Краска сбежала со щек. Мег ушла.
Джордан выпрямился, все еще держа сестру за руку, взглянул на спокойное, уже неузнаваемое лицо. Потом встал и открыл дверь. Братья и сестры смотрели на него с отчаянной безумной надеждой, но взгляд Джордана говорил, что все кончено.
Мать вскрикнула и закрыла лицо руками. Луиза метнулась в комнату, словно от этой поспешности что-то зависело. Братья беспомощно вскочили. Райан протянул руки Джордану.
Появились доктор и священник. Ночь тянулась бесконечно. Джордан отдавал распоряжения, заботился обо всем и, хотя выглядел так, будто из него выкачали кровь, держался спокойно и деловито с посторонними и нежно и покровительственно с родственниками. На рассвете он даже позвонил Джил и сообщил о случившемся, сказав, что будет дома через несколько дней. Джил, казалось, была потрясена, но на таком расстоянии было трудно определить ее истинные чувства.
Перед тем как повесить трубку, Джордан спросил о здоровье жены.
— Все хорошо, — заверила Джил. — Обо мне не беспокойся. Позаботься о родных и береги себя.
В словах Джил он расслышал эхо последней мольбы Мег.
БУДЬ СЧАСТЛИВ. ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЖИТЬ БЕЗ ЛЮБВИ.
И, готовясь к новому тяжелому испытанию, похоронам сестры, Джордан невольно придавал ее словам совершенное значение. Он будет хорошим отцом ребенку, которого носит Джил. Он найдет в отцовстве то, что не сумел отыскать в любви.
Именно этого хотела Мег? Джордан не знал. Да, по правде говоря, знал ли он так хорошо Мег и самого себя?
Но он сделает свое дитя счастливым. Даже если это будет стоить ему жизни.
С этой мыслью Джордан постарался отодвинуть воспоминания о Мег, о собственном несчастье и вновь сосредоточиться на будущем.
Глава 3
Ребенок родился десятого ноября. Это оказалась девочка. Ее назвали Маргарет в память Мег.
Когда ребенка впервые принесли, Джил испытала смешанные чувства. Все девять месяцев она ждала и боялась этой минуты.
Девочка была неправдоподобно красива, с нежной розовой кожей, серыми глазами, цвет которых еще должен был измениться, и очаровательными ручками, сжимавшимися и разжимавшимися, пока малышка что-то ворковала. Мег совсем мало плакала и сразу же уютно устроилась у материнской груди. Ее невинность, красота, жажда жизни были поистине неотразимы.
— Разрез глаз отцовский, — заметила одна из сестер.
— И волосы тоже, — добавила другая.
Девочка и в самом деле очень походила на Джордана.
Все медсестры восхищались богатством и славой Джордана, как, впрочем, и его необычной внешностью, поэтому, естественно, сумели отыскать сходство между отцом и дочерью. Но Джил заметила, что никто, ни один человек, не сказал, что Мег похожа на мать.
Сначала она пыталась убедить себя, что это не имеет значения. Со временем все дети обязательно приобретают черты обоих родителей.
Джордан весь светился. Он вел себя так, словно стойко вытерпел невыносимо долгое одиночество с Джил только для того, чтобы теперь получить заслуженную награду. В Мег он наконец обрел собственную плоть и кровь, создание, которому инстинктивно верил, понимал и теперь отдавал все с восторгом, щедро, словно, встретив ее, обрел себя.
И наблюдая это, Джил сознавала, что ее намеренно исключают из этого круга, оставляют в стороне. Она с завистью наблюдала, как Джордан возится с малышкой. И когда Джордан, поиграв с Мег, с видимой неохотой отдавал ее матери, Джил ощущала себя ненужной, нежеланной, словно любовь и симпатии девочки уже были отняты у нее заботливым и любящим отцом. Казалось, Джордан занял место обоих родителей. С таким же успехом любая другая могла родить Мег для Джордана, и если бы Джил не знала, что ребенок вышел из ее лона, могла бы поклясться, что это не ее дочь.
Эта навязчивая мысль вырвала Джил из дремотно-удовлетворенного состояния, обычно сопутствующего молодым матерям, и погрузила в бездну смятения, такого же болезненного, как и во время беременности.
И в этом хаосе ей неожиданно показалось, что в полном отсутствии сходства дочери с ней кроется определенный безумный смысл.
