Когда Джим внезапно прекратил разговор с боссом, Исаак должен был предъявить сукину сыну свои претензии.
— Во-первых, не нужно ради меня становиться мучеником… поэтому забудь про «я застрелил его». И, что за хрень? Матиас пытался убить себя?
— Во-первых, — эхом ответил Джим. — Я не сторонник сопутствующего ущерба, поэтому смирись со всем, что я сделаю ради спасения твоей задницы. Во-вторых… да. Пытался. Бомба была одна из наших, и он точно знал, куда наступать. Он посмотрел на меня, а потом наступил на землю… и что-то произнес. — Парень покачал головой. — Без понятия, что он сказал. А потом ба-бах. Большая часть детонатора превратилась в пыль. Но не вся. Не вся.
Восхитительно.
— Как скоро он приедет сюда?
— Не знаю. Но он приедет. Обязан.
Да, а что там с заместителем Матиаса? Исаак не хотел ничего знать, на самом деле. Достаточное количество информации переполнило его мозг. Он просто хотел покончить с этой ночью.
— Я чертовски устал от ожидания, — пробормотал он.
— Не ты один.
На этой ноте, Исаак оглянулся вокруг. Охранная сигнализация была отключена, равно как и громила в шкафу Гри, но все двери были заперты, и была велика вероятность, что они узнают, когда кто-то проникнет в дом.
— Слушай, я собираюсь сходить наверх, — сказал он. — Понаблюдай за обстановкой здесь.
— Окей. — Острые глаза Джима сосредоточились на заднем дворике, будто он ожидал проникновения в любой момент. — Я послежу за садом.
Начав подниматься по задней лестнице, Исаак помедлил и вернулся на кухню. Херон стоял перед стеклянной стеной, хмуря брови, руки уперлись в бедра.
Нет, парень не был мертвым. И его совсем не беспокоила вероятность того, что в любой момент на прозрачную стену могли посыпаться пули.
— Джим.
— Да? — парень оглянулся через плечо.
— Что ты? На самом деле.
Когда молчание затянулось, слово «ангел» буквально витало в пространстве между ними. Но как такое возможно?
Мужчина пожал плечами.
— Я — это просто я.
Да будет так, подумал Исаак.
— Ну… спасибо тебе.
Джим покачал головой.
— Мы еще не разобрались со всеми проблемами.
— Неважно. Спасибо. — Исаак прокашлялся. — Не могу сказать, чтобы кто-то когда-либо подставлял себя под удар ради меня.
Ну, это ложь, не так ли? Гри рисковала ради него в некотором смысле. И, Боже, при одной мысли о ней глаза защипало от слез.
Херон слегка поклонился, он казался искренне тронутым.
— Не стоит благодарности, приятель. А сейчас, перестань вести себя как придурок и примись за охрану третьего этажа.
Исаак улыбнулся.
— Знаешь, вероятно, после всего мне понадобится работа.
Появилась ухмылка, которая быстро исчезла.
— Не думаю, что ты захочешь пройти через процесс приема, которому подвергся я. Требования жесткие.
— Знаем, плавали.
— Я сперва тоже так подумал.
На этом, Исаак взбежал по лестнице.
Да, конечно, он якобы собирался вести наблюдения с верхнего этажа, но была и другая правда, иная причина.
Ступив в спальню Гри, он направился прямиком к ее шкафу и встал перед кучей одежды, которая до сих пор валялась на кремовом ковре. Она бросила проект «Перестановка» на половине… потому что, ага, какой-то придурок откинулся в ее переднем холле.
Но он мог позаботиться о деле.
Ожидая, во что все выльется — в некое странное воссоединение с Матиасом или же перестрелку с их трупами — Исаак принялся поднимать блузки, юбки и платья, принадлежащие Гри, и вещь за вещью упорядочивать хаос.
По крайней мере, он мог хотя бы прибраться для нее; видит Бог, то тело по-прежнему было внизу, хоть и завернуто в полиэтилен, словно посылка, прошедшая через компанию, торгующую по почте.
Позже будет время перенести его.
Но возможность позаботиться о ее вещах больше не представится.
К тому же, Придурок в нем хотел последнего контакта с Гри… и самое близкое, что он мог получить, — это аккуратно разложить то, что она носила на своей прелестной коже.
Глава 45
Гри следовала за Мерседесом отца, державшего курс на Линкольн, и когда показались знакомые столбы по обе стороны от дороги, Гри сделала первый глубокий вдох со времени отъезда из Бикон-Хилл. Свернув направо, на покрытую треснутыми ракушками дорожку, Гри подъехала к дощатому, серо-белому дому и припарковала Ауди. Хотя центр Бостона располагался всего в двадцати милях отсюда, казалось, что они превратились в две сотни. Когда она заглушила двигатель и вышла из машины, вокруг стояла тишина, от чистого, морозного воздуха защипало в носу.
Боже, она любила это место, подумала Гри.
Мягкий, исчезающий свет сумерек смазывал линию деревьев, опоясывавшую шесть акров земель и садов, и купал дощатый дом в маслянистом сиянии. До смерти ее матери, место служило убежищем для них четверых, способом выбраться из города, когда они не ездили в Кейп[132]… и Гри провела здесь много выходных дней, бегая по лугам, играя около пруда.
Когда ее отец овдовел, ему нужно было начать все сначала, поэтому она переехала в городской дом, а он поселился здесь.
Он вышел из гаража, в котором припарковал свой огромный седан, под его туфлями хрустели мелкие остатки ракушек. Когда Гри была маленькой, она думала, что такие дорожки покрывали специальным видом «Райс Криспис»[133]. И вместо молока, наливаемого в чашку, нужно было лишь ступить на них ногами, чтобы вызвать такой хруст.
Он вел себя осторожно, подойдя к ней.
— Ты не хочешь, чтобы я занес твои вещи?
— Да, спасибо.
— И возможно, нам следует поужинать?
Она не хотела есть, но все равно кивнула.
— Было бы прекрасно.
Боже, они — словно гости на коктейльной вечеринке. Ну, вечеринке с мертвыми телами, оружием и бегством от убийц… светское опоздание здесь означает, что вы станете жертвой, причем жертвой не ужасной прически и пробок на 128-ой улице.
Что напомнило Гри…
Она оглянулась, почувствовав, как защекотало затылок. За ними следили. Она чувствовала это. Однако совсем не волновалась; ее успокаивало то, что она ощущала.