Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Рэтбоун развернулся лицом к Гуду.
– Пока вы доказали только, что Рис ходил к проституткам в Сент-Джайлз. У вас нет доказательств какого-нибудь насилия с его стороны в отношении женщин ни в Сент-Джайлзе, ни в Севен-Дайлз!
– Джентльмены! – вмешался судья. – Сэр Оливер, если вы намерены это доказать, то должны быть абсолютно уверены, что таким образом защищаете своего клиента, а не усугубляете его вину. Если это так, то доказывайте свою точку зрения. Продолжайте слушания.
– Благодарю, милорд.
Рэтбоун отпустил Виду Хопгуд и вызвал одну за другой полдюжины женщин, разысканных Монком. Первыми выступили те, кто пострадал раньше и меньше других. В почти полном напряженном молчании суд слушал мрачные истории бедности, болезней, отчаяния, походов на улицу, где можно заработать несколько пенсов, торгуя собственным телом, и обмана, а затем и насилия.
Рэтбоун клял себя за то, что пришлось пойти на это. От страха и стыда женщины говорили сбивчиво и невнятно, лица их покрывались мертвенной бледностью. Они сами презирали себя за то, чем занимались, но их толкала на это нужда. Выступление в красивом зале перед юристами в мантиях и изящных париках, перед судьей в алых одеждах, необходимость рассказывать о своей нищете, унижениях и боли – все это причиняло им невыносимые страдания.
Бросая взгляды на лица присяжных, Рэтбоун видел самые разные чувства. Он представлял себе, как в их воображении всплывают сцены той жизни, которую им описывают. Интересно, сколько присяжных пользуются услугами таких вот женщин? Конечно, если они ими пользуются. Что они сейчас чувствуют? Стыд, гнев, жалость, отвращение? Больше половины присяжных посматривали на Риса, сидевшего на скамье подсудимых; лицо его исказилось от гнева и отвращения, но что вызвало столь сильные эмоции, сказать было невозможно.
Взглянув на Сильвестру Дафф, Рэтбоун увидел, как в ужасе кривятся ее губы. Перед ней раскрывался мир, находящийся за пределами ее воображения, и судьбы женщин, живущих жизнью, не похожей на ее собственную. Женщин, которые словно принадлежали к какому-то иному виду. А между тем они жили в нескольких милях от нее, в том же городе. И ее сын пользовался ими, быть может, зачал с одной из них ребенка…
Сидевшая рядом с ней Фиделис Кинэстон выглядела бледной, но не такой ошеломленной. Она уже была знакома с болью, с темной стороной мира и теми, кто в нем жил. Все это служило лишь напоминанием о вещах ей известных.
По другую сторону сидела не шевелясь Эглантина Уэйд, неподвижная как камень, на который накатывают волны невообразимого горя и страданий, переданных в самых отталкивающих деталях.
На следующий день свидетельницы поведали о еще больших жестокостях. В зал суда пришли женщины с почерневшими и распухшими от побоев лицами, с выбитыми зубами.
Перед выступлением каждой из них Эбенезер Гуд явно испытывал смущение. Ни одна из пострадавших не могла опознать нападавших. Каждый акт насилия только осложнял дело.
Прокурор не видел необходимости что-то оспаривать. Все равно эти женщины являлись проститутками. Каждый мужчина и каждая женщина в зале это знали и испытывали разные эмоции, в зависимости от своего рода занятий и особенностей личной жизни. В любом случае здесь открывался простор для чувств, а не для разума. И слова служили лишь пеной на поверхности глубокого эмоционального омута.
Особенно бурную волну гнева и негодования вызвали показания тринадцатилетней Лили Баркер, все еще баюкающей свое вывихнутое плечо. Она сбивчиво рассказала Рэтбоуну, как ее с сестрой били и пинали, повторила грубые ругательства, которые слышала, и описала, как пыталась отползти и спрятаться в темноте.
Фиделис Кинэстон страшно побледнела, и у Рэтбоуна мелькнула мысль, что услышанное причинило ей даже большие страдания, чем Сильвестре.
Судья в своем кресле наклонился вперед с напряженным лицом.
– Вы еще не установили все, что хотели, сэр Оливер? Наверняка в свидетельствах нет больше необходимости. Это нескончаемый поток насилия, творимого с нарастающей жестокостью. Что вы еще хотите нам показать? Изложите свою точку зрения!
– У меня еще одна жертва, милорд. На этот раз из Сент-Джайлза.
– Очень хорошо. Насколько я понял, вы хотите показать, что ваши насильники переместились в район, имеющий отношение к делу. Только сделайте это коротко.
– Милорд. – Рэтбоун поклонился и пригласил женщину, изнасилованную и избитую в ночь накануне сочельника. Ее лицо побагровело от синяков и распухло. Из-за выбитых зубов ей было трудно говорить. Медленно, прикрывая глаза, словно не желая видеть зрителей, она рассказала о пережитом ею ужасе, боли и унижении. Несчастная описала, как к ней пристали трое мужчин, как один держал ее, как все трое смеялись, как потом ее швырнули на землю.
Рис сидел с посеревшим лицом; глаза его ввалились так, что под плотью ясно угадывались очертания черепа. Он подался вперед, трясущимися руками опершись на ограждение.
Женщина рассказала, как над ней издевались, как ее оскорбляли.
Один из мужчин, ударив ее, сказал, что она – грязь, что от таких нужно избавляться, дабы очистить род человеческий.
Рис поднялся со скамьи подсудимых и принялся стучать руками по перилам ограждения.
Один из надзирателей сделал движение, намереваясь остановить его, но мышцы подсудимого так напряглись, что тюремщик не справился. Лицо у молодого человека превратилось в маску боли.
В зале все замерли.
Женщина у стойки для дачи свидетельских показаний продолжала говорить, медленно выдавливая слова через распухшие губы. Она рассказывала, как ее сбили с ног, как она корчилась на булыжниках.
– Они измазались и вымокли, – хрипло говорила она. – Потом один наклонился надо мной. Он был бритый, и от него необычно пахло чем-то резким. Другой заставил меня встать на колени и задрал платье. Потом я почувствовала, как он входит в меня. Меня словно рвали изнутри. Боль была просто ужасная. Я…
Женщина замолчала, и ее глаза расширились от испуга. Рис высвободился из рук надзирателей и хватал ртом воздух, напрягая горло, словно из него рвался крик.
Надзиратель бросился к нему и схватил за руку. Рис с выражением ужаса и отвращения на лице оттолкнул его. Второй надзиратель попытался остановить молодого человека, но у него не получилось. Рис потерял равновесие; какую-то долю секунды он балансировал, опираясь на ограждение, затем перевалился через него и полетел вниз.
Пронзительно закричала женщина.
Присяжные повскакали с мест.
Сильвестра выкрикнула имя сына, а Фиделис сжала ее в объятиях.
С треском рухнув вниз, Рис остался лежать.
Первой пришла в себя Эстер. Вскочив со своего места в заднем ряду галереи, где сидела с краю, она бросилась вперед и упала на колени возле Даффа.
А потом внезапно весь зал пришел в смятение. Люди кричали, толкали друг друга. Несколько человек пострадали, двое из них тяжело. Газетчики пробивались сквозь толпу из зала, чтобы передать новости.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
