Мир, где она хочет жить, тоже делится на города и страны.
Это внутренний мир, канонизированный в «Крещенских гаданиях». Тот, кто обрел самого себя, открыл свой мир, понимает — факт существования других миров и других людей несущественен. (Читали более категоричное утверждение?) Свой мир, который создает писатель в «Браслете Вуду». Мир любви в «Африке» (ведь влюбляясь, мы и впрямь попадаем в совершенно иное измерение). И мир снов в рассказе «Просто сны», завершающийся глобальным резюме Карамазовой:
Религия и национальная идея, наркотики и Новый год, мода и философия, кино, литература, любовь — лишь бесконечное многообразие иллюзий. Но их власть над нами реальна!
Нереальное — реально. Невозможное — возможно! Вот идея-фикс книги «Я — ведьма!».
То, что невозможно ни пощупать, ни попробовать на вкус, то, что мы называем снами, иллюзиями, мечтами, ложью — способно сыграть в нашей жизни роковую роль, изменив ее в корне. Сны могут разрушить твою жизнь. Ложь — возродить. Иллюзия — довести до самоубийства. Мечты…
Что ж, я менее категорична, чем моя Наталья Могилева, и знаю по себе: к огромному успеху тебя может привести только огромная мечта. И если мне удалось стать певицей, то только потому, что я действительно исступленно хотела этого и верила — это так!
А грань между верой и самовнушением провести невозможно…
Помню, однажды я привела к Лузиной своего друга психоаналитика (надеялась, что хоть он поможет ей разобраться с оборудованием!) и присутствовала при их сеансе.
— Больше всего на свете, — убежденно сказала Лада, — я хочу стать настоящей писательницей.
Врач скептически оглядел растрепанную девушку в убогих серых брюках.
— Может, ты еще и памятник после смерти хочешь? — начал ерничать он.
— Хочу, — не моргнув глазом сказала Лада.
— Значит, ты хочешь быть памятником, героем, Данко…
— Хочу.
— Ну тогда давай залезай на пьедестал. — Он пододвинул ей стул. — Посмотрим, сколько ты там простоишь!
Лузина залезла на стул.
— Но просто стоять мало, — решил усложнить задачу врач. — Нужно еще держать над собой вытянутую руку с факелом. Что у нас есть потяжелее?
Психоаналитик вручил ей двухлитровую «Кока-колу» и обернулся ко мне:
— Ну что, Наташа, засекаем время. Насколько ее хватит…
Скажу без лишних слов: первым терпение лопнуло у врача. Он вовсе не рассчитывал, что его показательный эксперимент затянется так надолго. А Лузина упрямо стояла на своем стуле, держа тяжелую бутыль над головой, и на лице ее было написано полагающееся памятнику героя торжество над возможным.
— Ладно, слезай, — сдался мой друг. — И что ты чувствовала, стоя на своем пьедестале? Поняла, как это тяжело?
— Не-а, — сказала она. — Мне понравилось. Как только рука начинала уставать, я напоминала себе: «Я — памятник». И сразу чувствовала такую гордость, что в сравнении с ней все становилось несущественным…
Полгода спустя я встретилась со своим другом вновь. И наша встреча совпала с выходом первой Ладиной книги «Моя Лолита» и ее пафосной презентацией, во время которой сборник Лузиной раскупался благодарными читателями со скоростью сто штук в час (не вру!).
Врач был поражен.
— Я думал, — сказал он мне, — она просто графоманка с манией величия. А выходит…
Сейчас вышла ее вторая книга «Я — ведьма!». И я больше не стану укорять автора в затворничестве, требовать, чтобы она немедленно начала вести здоровый образ жизни, и навязывать ей свое мировоззрение. Каждому свое, и каждый идет своим путем. И мне кажется, в данную минуту самолет по имени Лузина стремительно несется по взлетной полосе, а его пилот крепко сжимает руль. Он знает курс: «Я хочу быть настоящей!..» Он заучил наконец все рукоятки и рычажки. Мысленно (в уме, в своем придуманном мире) он уже трижды облетел вокруг земного шара. Он вычерчивал по картам свой путь, чтобы сейчас взлететь на самом деле.
«Знаешь, — сказала мне как-то Лада, — летом я летала на параплане. И когда мои ноги оторвались от земли, поняла удивительную вещь. Оказалось, что полет — это не новое, а ужасно знакомое, привычное мне ощущение. Летая во сне, я испытывала абсолютно то же самое…»
Наш спор с Ладой окончен.
За те месяцы, которые она провела в компании с виртуальной Могилевой, в моей жизни произошли две тысячи событий, и я переоценила две тысячи вещей, я повзрослела, а из моей речи испарились слова «ерунда», «самовнушение», «невозможно». Как ни трудно мне признаться в этом, я сама всю жизнь веду «войну миров» внутри себя самой. Потому что, по-моему (таки соглашусь с этим признанным тезисом[28]), все мы, творческие люди, действительно немножко (или очень даже «множко»!) сумасшедшие.
Недавно музыкант моей группы рассказал мне историю. Еще в детском саду он начал собирать игрушечных солдатиков. Он отрезал ружья и вставлял солдатам в руки крохотные музыкальные инструменты, которые мастерил сам. Солдатики стали его собственной музыкальной группой. В их жизни постоянно происходили какие-то события, они разучивали репертуар, женились и ссорились между собой. Когда родителей не было дома, группа устраивала большой концерт в гостиной, а он фотографировал их и брал интервью… Шло время, мальчик рос, но и став старшеклассником, не мог расстаться с игрушечными любимцами, продолжая выдумывать для них все новые и новые песни и приключения. Он стеснялся, что до сих пор играет в солдатики, как ребенок, и не признавался в том никому. Но однажды за бутылкой рассказал историю своей группы старшему другу. «Скажи мне, может, я идиот? Сумасшедший, раз занимаюсь такой ерундой?» Друг помолчал и ответил: «Сережа, а давай пригласим их на гастроли ко мне домой».
Поймете вы или нет, а я заплакала, услышав финал. Ведь все мы — музыканты, поэты, певцы — мечтаем об одном: чтобы хоть кто-то поверил в нас! Все мы отказываемся от многих жизненно ценных вещей (от покоя, сна, денег, личной жизни), чтобы идти своим избранным путем. И мой любимый друг Боря Таршис, который оставил козырную, высокооплачиваемую карьеру журналиста «1+1», чтобы стать нищим солистом поп-группы и, голодая, писать замечательные музыку и стихи. И моя подруга Вика Краснова, которая, несмотря на конфликт с мужем, приехала одна с ребенком в чужой, незнакомый Киев, чтобы стать модельером. Сейчас ее коллекции одежды пользуются невероятным успехом (муж, слава богу, вернулся), Борины песни стали покупать за сумасшедшие деньги, а мальчик, сохранивший верность своим солдатикам-музыкантам, стал одним из лучших гитаристов Украины Сергеем Пидкаурой…
…Теперь я перечитываю Ладины повести и рассказы с умилением, с которым мы рассматриваем свои старые фотографии, поражаясь, какими смешными и наивными мы были еще так недавно, как нелепо одевались, какие напыщенные принимали позы. Эти произведения дороги мне тем, что они навсегда сохранят ту Могилеву, которой уже не сможет быть Наталья Могилевская.
