Основываясь на функциональности и рациональном планировании, этот стиль характеризовался почти полным отсутствием декора. Здания часто включали ленточное остекление, заимствованное у Ле Корбюзье, и обычно отделывались штукатуркой нейтрального серого или желтого цвета, а при использовании цемента оставались без окраски.
Конструктивизм был подхвачен энергичными молодыми архитекторами, которые видели в нем решение проблем строительства в социалистическом государстве, однако к середине 1930-х годов их вынудили вернуться к неоклассицизму. Естественно поэтому, что первые советские здания в Средней Азии планировались в конструктивистском стиле. Одним из наиболее крупных был проект правительственного комплекса в Алма-Ате, разработанный Гинзбургом с учетом определенных аспектов стиля Ле Корбюзье. По словам архитектора, здание было построено «при помощи простых, лаконичных средств, соответствующих специфике топографии Алма-Аты, равно как особенностям (климата и т. д.) Казахской АССР» и явилось одним из первых экспериментов в советском строительстве.
Из-за последовавших позднее нападок на конструктивизм и его запрета в 1930-х годах мало известно о размахе строительства в таком стиле. Известны главным образом конструктивистские административные здания и промышленные объекты. К ним относятся здание телеграфа для Алма-Аты, школы и рабочие клубы. Большая часть таких объектов находилась в городах, которые расширялись в связи с ускорившейся урбанизацией и концентрацией на этой территории советской тяжелой промышленности. Такие населенные пункты, как Фрунзе, основанный в 1846 году в Кокандском ханстве под названием Пишпек, и Душанбе (Сталинабад), бывший обычной деревней вплоть до 1929 года, были заново спроектированы в качестве абсолютно новых городов. Но большинство проектов, разработанных для новых городов в конструктивистский период, не смогло реализоваться до 1930-х годов и в результате последовавших затем резких перемен было подвергнуто пересмотру. План города из блочных домов для Пржевальска в Кыргызстане является типичным для большинства градостроительных проектов в 1930-х годах.
Еще до революции русские планировщики без сожаления закладывали новые строго функциональные и лишенные воображения сетки кварталов в древних городах мусульманской Средней Азии, как это было в Ташкенте и Самарканде. Советские архитекторы уделяли еще меньше внимания жилым зданиям, и по этой причине их лишенные всякой эстетики проекты подвергались критике, но объективности ради следует принять в расчет огромный масштаб работ и стремительный ход событий во время осуществления таких градостроительных предприятий. В одном Казахстане было запланировано десять совершенно новых городских центров наряду с сотней поселений «городского типа». С учетом огромного объема работ просто отсутствовало достаточное количество квалифицированных кадров, чтобы их выполнить. По этой причине были задействованы спешно подготовленные, малоквалифицированные проектировщики.
Основные требования заключались в обязательности симметрии, функциональности и озеленения длинных прямых улиц. Для озеленения использовалось огромное количество деревьев. Но, хотя они служили для затенения и создания благоприятных условий жизни, их рассадка с регулярными просветами напоминала военный строй и придавала отупляющую монотонность часто бессмысленно широким, шаблонным уличным артериям, которые, на взгляд человека с Запада или даже коренного жителя, уродуют многие русские города. Такая практика советского градостроительства в 1930-х годах дополнилась громоздкой, анахроничной архитектурой в духе вульгарного возрождения классицизма, которую советские функционеры назвали архитектурой социалистического реализма. Этот стиль сохранялся до смерти Сталина в 1953 году.
Вторая мировая война вызвала еще один перерыв в среднеазиатском строительстве, но 1946 год стал свидетелем возвращения соцреализма. Он достиг апогея в Москве в виде непривлекательных высотных зданий конца 1940-х годов, которые стоят до сих пор как символ пагубного влияния Сталина на советское искусство.
Внедряя неоклассический соцреализм в Средней Азии в 1930-х годах, советские архитекторы столкнулись с той же проблемой, что и на Кавказе: как поступить с укорененной в веках местной традицией. Эта традиция была как нельзя более прочна в многонаселенном Узбекистане. Решение показалось простым: присовокупить к неоклассической постройке наиболее очевидные среднеазиатские элементы.
Опираясь на этот метод, В. Верюжский разработал впечатляющий проект, предназначенный для Киргизии, – музей в Пишпеке (Фрунзе). Поскольку, за исключением гробниц и юрт, киргизы развили мало собственных архитектурных форм, Верюжский использовал юрту, увеличив в масштабе до огромного павильона, украшенного узорами с киргизских вышивок. Для входа он позаимствовал узбекский и таджикский айван с четырьмя хивинскими колоннами и подобием дорического портика. Так и не осуществленный, этот проект остается очаровательной диковинкой и, возможно, единственным русским проектом в Средней Азии, который демонстрирует смелое, творческое осмысление и применение местных традиционных форм.
Русские выразили подлинное восхищение древними памятниками среднеазиатской архитектуры. Русские фонды оплачивали их восстановление начиная с 1870 года, когда было предпринято непрофессиональное, наудачу, восстановление Гур-Эмира. Критике подверглась реставрация хивинских медресе за замену утраченных глазурованных плиток (каши) имитацией лепнины. Столь же неудачным оказалось восстановление мечети Ходжа-Ахрар в Ташкенте в 1880 году. Масштабная профессиональная реставрация среднеазиатских памятников началась после 1917 года. Она проводилась столь же бережно и последовательно, как в самой России, где древние культовые сооружения воспринимались прежде всего как ценнейшие образцы искусства архитекторов и декораторов.
В Средней Азии задача восстановления, изучения и использования локальных форм серьезно облегчалась тем, что ремесленная традиция, которая передавалась много веков из поколения в поколение, сохранялась и после 1917 года. Организовывались государственные фонды, чтобы поддержать мастерские ремесленников и использовать их возможности не только в реставрации, но и в современном строительстве.
Декоративное искусство, архитектура и идеология
Крупным характерным сооружением, демонстрирующим работу местных декораторов, а также различные веяния среднеазиатской архитектуры, является Государственный академический театр имени Алишера Навои в Ташкенте. Это внушительное здание было построено в 1948 году русским архитектором Щусевым (ум. 1949), который получил Сталинскую премию первой степени за свои проекты. Он считался в СССР главным проводником стиля соцреализма в архитектуре, среди его достижений проекты для Сталинграда (Волгограда), пользующееся дурной славой здание НКВД («Лубянка») на площади Дзержинского в Москве, Мавзолей В. И. Ленина на Красной площади. Его подход к проектированию театра в Ташкенте ясно показывает, что 50 лет работы не изменили его тяжеловесный эклектизм и не сдобрили его заимствования хотя бы малейшим налетом оригинальности.
Щусев начинал как поборник славянского возрождения и древнерусской архитектуры. Он соединил все это в проекте Казанского вокзала, строительство которого началось до и завершилось после большевистского восстания. Это здание представляет собой обширный справочник архитектуры, начиная с древнего Пскова и Новгорода. Щусев знал и среднеазиатскую архитектуру, поскольку путешествовал по этой части Российской империи до революции 1917 года.
