— Там она, — доложил разведчик, — возле дороги, в болотине. «Тридцатьчетверка», как и было сказано.
— Взорвана?
— Вроде нет. Все цело. Внутрь не залезали. Люки закрыты наглухо. Свежих следов к ней от дороги нет. Угадывается стежка. Ею, должно быть, пользовались до снегопада. Теперь ее завалило снегом.
Не разведка, а черт знает что, вскоре пришел к окончательному выводу Иванок. Он вдруг узнал, что задание в основном выполнено и что пора возвращаться. Оказывается, встречу с партизанами он попросту проспал. Да, решил он, Игнат ему еще не доверяет. А стрелять он умеет не только по мишеням.
На обратном пути вышли к деревне. Шоссе пересекали примерно в километре от нее. На обочине лежал обгорелый, черный остов грузовика. Труп человека. Юлдашев спешился, нагнулся.
— Наш. Похоже, из пленных. В одной гимнастерке. Петлицы артиллериста. Документов нет.
— А тут след, командир.
След уводил в лес. И они пошли по нему.
— След свежий. — Юлдашев шел спешившись.
— Стой.
— Что там?
— Стог или сарай.
Иванок остановил коня, приготовил винтовку. Затвор слегка приморозило. Он подергал его туда-сюда. Смазку он протер перед выходом на операцию, и потому затвор не прихватило. Так что если придется стрелять, никакой заминки не будет.
К стогу ушли двое. Вернулся один.
— Там раненый. Большая потеря крови. Но живой. Одет в немецкую куртку. Под ней красноармейская гимнастерка. Что будем делать?
— Перевяжите его. Заверните в плащ-палатку и — на коня.
Раненого вскоре принесли, положили поперек седла коня Юлдашева. Тот несколько километров шел пешком. Потом с коня слез один из разведчиков, уступив седло Юлдашеву. Так, по очереди, и менялись.
К утру они выбрались к проволочным заграждениям. Спешились. Юлдашев установил под сосной ручной пулемет. Двое разведчиков срезали проволоку, так чтобы в проход могла пройти лошадь. Через несколько минут шли уже по густому ельнику и слушали, как совсем рядом стучит через каждые двадцать минут дежурный пулемет.
Наступила очередь Иванка идти пешком. Он высвободил из стремян окоченевшие ноги, спрыгнул в снег и побежал, стараясь не отстать от Прутика.
— Крепче держись за стремя, — сказал ему из темноты незнакомый голос.
Вскоре они выехали на дорогу, где их встретил конный патруль. Патрульные взяли на изготовку.
— Полковая разведка! Лейтенант Васинцев! — крикнул Игнат и поднял руку. Белый его автомат висел на груди.
— Что, лейтенант, с потерями? — спросил старший патруля, узнав разведчиков.
— Раненого везем, — уклончиво ответил Васинцев. Он еще и сам не знал, кого они подобрали в стогу за линией фронта. — Где тут ближайшая дорога на Ивановский хутор?
— Вам нужен госпиталь? Тут рядом деревня, в ней медсанбат. Через десять минут будете на месте.
— Спасибо, ребята.
— Покурить не найдется? — засмеялся патрульный. — А то вроде с разведчиками встретились, а не угостились…
Съехались. Заговорили. Запахло горьким табачным дымом. Патруль потянулся в поле, к лесу. Они — в обратную сторону.
Иванок с трудом держался в седле. Хотелось спать. И иногда он действительно засыпал. Прутик шел след в след идущего впереди коня, уже никуда не спешили, и Иванок еще сильнее начал клевать носом. Однажды ему даже приснился сон. То, что это был сон, он понял потом, когда, продрогнув и очнувшись, начал вспоминать, что же такое он только что видел? К нему приходил отец. Он видел отца. Отец шел впереди. В той же потной гимнастерке. Отец шел быстро и не оглядывался, так что Иванок видел лишь его коротко стриженный затылок и мускулистую спину, туго обтянутую хлопчатобумажной материей. Иванку хотелось видеть его лицо. Отец шел не оглядываясь. Но он знал, что следом за ним идет и он, его сын, Иванок. И поэтому время от времени он делал взмах рукой. Жест означал, чтобы Иванок следовал туда, вперед, за ним.
Когда Иванок очнулся, только что пережитый сон еще владел им. Он тут же с тревогой спросил, куда они едут.
— В деревню, — сказал Игнат. — Сдадим раненого в медсанбат. А потом — домой.
— Мы движемся на запад?
Игнатий вытащил из кармана компас, повертел его и сказал:
— Да, точно на запад.
Отец торопил его.
В деревне они сразу отыскали медсанбат. Сняли с коня раненого. Несли его втроем. Когда занесли в избу, где размещалась операционная, навстречу вышел старик в пенсне и указал на высокий стол, накрытый клеенкой:
— Туда. Сколько дней он в таком состоянии?
— Мы нашли его в стогу сена. Вблизи, на дороге, был бой. Примерно часов семь-восемь назад. Больше ничего существенного сказать не могу. Когда придет в себя, тут же прошу вас сообщить в штаб полка.
— Хорошо, хорошо. Перевязывали вы?
— Да.
— Как его фамилия?
— Документов при нем не обнаружили. Посмотрите на клапане нагрудного кармана.
— Рядовой Дюбин. Да, Дюбин Иван Афанасьевич. — Старик в пенсне и форме с петлицами военврача повернулся к медсестре: — Анечка, запишите в журнал — Дюбин Иван Афанасьевич, рядовой. Два проникающих. Пулевое и осколочное… Пульс очень слабый. Обморожений, кажется, нет.
Глава тридцать вторая
Еще не догорело самоходное штурмовое орудие у моста, как из штаба полка прибыла группа офицеров. С ними были и комбат-3 капитан Дроздов с начальником штаба капитаном Подосинниковым. Дроздов был человеком осторожным. Он со своим начштаба держался позади остальных и старался помалкивать даже тогда, когда начальник Особого отдела штаба полка лейтенант госбезопасности Гридякин начал задавать вопросы старшему лейтенанту Солодовникову и лейтенанту Могилевскому.
Взводного пошатывало, но никто этого не заметил. Только начальник штаба полка майор Соболев посмотрел на лейтенанта поверх круглых очков и спросил:
— Могилевский, вы что, пьяны?
Тот испуганно уставился на майора и кивнул:
— Немного выпил, товарищ майор. Чтобы согреться. Вот, товарищ сержант Воронцов, командир взвода, угостил.
— Черт знает что, а не рота, — сказал майор Соболев и посмотрел на ротного.
— Каких дали, — развел руками старший лейтенант Солодовников. — Печатники… Мне их обучать было некогда.
— Ладно, с этим потом разберемся. — Гридякин не спускал взгляда с Воронцова. — Вы, Солодовников, и вы, Могилевский, независимо друг от друга, напишите мне подробные донесения о том, что произошло сегодня утром на участке обороны вверенных вам подразделений.
— О бое доносить? — спросил ротный, хладнокровно глядя в глаза лейтенанту госбезопасности.
