Папа открыл дверцу машины. Вышел наружу. Выпрямился и посмотрел на Шиммина поверх мокрой крыши «Воксхолла». Обошел машину спереди и положил руку Шиммину на плечо. После чего повел его к задку фургона, где к ним присоединились Ребекка и я.
Шиммин поглядел на меня и покачал головой, глубоко засунув руки в карманы макинтоша. Выпятил челюсть в сторону коттеджа.
– Так и не желаешь сдаваться, а, парень? – Он чуть улыбнулся, кажется, невольно. – Похоже, я насчет тебя ошибался. Яблоко упало не так уж далеко от яблони.
– Мик мне все рассказал, – сказал папа. Его голос прозвучал хрипло и торопливо. – Про то, как ты там управился в отеле. И чего все это тебе стоило. – У него вдруг перехватило горло, и он опустил взгляд вниз, потом выругался и вытер слезы с глаз. Подошел ко мне, взял меня ладонью за затылок и прижал мое лицо к своей груди. – Я горжусь тобой, сынок, – прошептал он, дыша мне в ухо. – И Лора бы тоже гордилась. Ты ее не подвел.
Я ничего ему не ответил. Просто не мог. Вместо этого я сильно сжал его и уткнулся лицом ему в грудь, а потом отступил назад к фургону и отворил одну из задних дверей, а Ребекка распахнула другую. Шиммин забрался внутрь, чуть задержавшись, чтобы положить ладонь на мое целое плечо, а затем потащил тело человека по имени Мензер по дощатому полу к двери. Папа ухватил тело за ноги, уже держа пластиковый пакет со всеми вещичками покойника, и отступил назад, давая Шиммину возможность вылезти из машины, удерживая труп за руки. Голова покойника безвольно болталась между коленями Шиммина.
– Подождите, – сказала Ребекка. Она сунула руку в пластиковый пакет. Достала оттуда мобильник лысого. – Все, – кивнула она. – Пошли.
Я отпер парадную дверь коттеджа и отступил в сторону, а папа и Шиммин занесли тело внутрь и потащили его в кухню. Шиммин остановился, подождал, пока папа откроет дверь в гараж. Потом они, кряхтя и тяжело дыша, потащили труп дальше, и я слышал шарканье их ног и шорох трущегося о бетонный пол тела, пока они дотащили его и уложили рядом с трупом Андерсона.
– Нельзя их тут оставлять просто так, – сказал я Ребекке. – Кто-нибудь на них обязательно наткнется. Машину нетрудно заметить. И тогда начнут разнюхивать.
– Они тут долго не пролежат, – качнула головой Ребекка. – Как я тебе уже говорила, в разведке умеют убирать за собой. У меня там есть связи и контакты. Люди, с которыми можно договориться. Я скажу им, чтобы приехали, все тут убрали и подчистили. Много времени это не займет.
– Значит, это все? Этим все и кончается? – Говоря это, я уже понимал, что для меня все это дело кончается там же, где и началось.
– Нет, – сказала Ребекка твердо и убежденно. – Первое – следует убедиться, что Эрик сумел освободить Лену. Потом я намерена ее найти и побеседовать с ней. Нужно выяснить, что ей известно.
– А потом?
– Кто-то ведь стоит за всем этим делом. Кто-то изнутри этой конторы. – Льюис показала мне мобильник покойного. – Я их найду. Все отслежу и доберусь до первоисточника. И заставлю этого человека за все заплатить. За Алекса. За Лену. И за твою сестру. А потом приеду и все тебе расскажу. Вот только тогда ты поймешь, что все кончено.
Я внимательно посмотрел на Ребекку. На ее разбитое, опухшее лицо. На все эти жуткие ссадины и запекшуюся кровь на порезах. И прямо ей в глаза. И понял, что она всей душой желает именно этого. И еще я понял, что верю ей всем сердцем. Верю в нее.
Я взял ее за руку и все это ей сказал.
Пять недель спустя
Амстердам
В вестибюле отеля «Пулитцер», на безопасном расстоянии от окна сидели двое мужчин. Из окна открывался весьма впечатляющий вид: ряды платанов по берегам канала Принсенграхт; полированное дерево цвета меда и полированная бронза принадлежащего отелю катера, пришвартованного возле собственного причала отеля; эмалево-зеленая вода, ярко освещенная ранним утренним солнцем, в которой отражался ряд коричневых террасных домов с остроконечными крышами, стоящих по ту сторону канала.
Но этих двоих великолепный вид не привлекал. Они сидели в мягких и уютных креслах лицом друг к другу и разделенные низким столиком темного орехового дерева. На столе стояла стеклянная ваза с единственной белой лилией. Вестибюль отеля был очень красиво и богато оформлен и обставлен. Пол из отлично отполированных мраморных плит, уложенных в виде шахматной доски. Стены до середины забраны деревянными панелями, а выше оклеены скромными бежевыми обоями. Повсюду стояли цветы. Светили бесчисленные лампы. И было полно скульптур и других произведений искусства.
В вестибюле толпилось полно народу. Невдалеке располагался столик консьержа. За ним – стойка администратора. Дежурные служащие отеля были в серых в полосочку костюмах с желтыми шейными платками или галстуками. Носильщики и швейцары – в соответствующих униформах и ливреях. У стойки собралась очередь постояльцев отеля, дожидающихся своих счетов за проживание. Какое-то семейство столпилось перед картой города поблизости от консьержа. Несколько бизнесменов сидели, читая бесплатные газеты, предлагаемые отелем.
Шум и суета в вестибюле никак не занимали двоих мужчин. У них было частное, личное дело, но его детали были уже в значительной мере обсуждены в ходе переговоров по защищенным телефонным линиям в течение последних нескольких недель. Говорили они очень тихо. Вежливо, цивилизованно. Так что их беседа выглядела со стороны вполне невинно.
Тот, что сидел слева, проживал в этом отеле. Он был англичанин, прибыл из Лондона и остановился здесь на одну ночь в дорогом номере бизнес-класса. Ему было лет пятьдесят пять, волосы – «соль с перцем», подстриженные очень коротко. На нем был синий костюм явно с Севил-Роу[9]и черные оксфордские ботинки ручной работы. Рубашка – безупречно белая. Галстук синий с красными полосками по диагонали. У него было длинное серьезное лицо. Он со всем вниманием слушал своего собеседника.
А его собеседник был моложе, выше ростом и более подтянут. И явно гораздо богаче. На нем были бледно-голубая майка с коротким рукавом и желто-коричневые брюки. Поверх майки он носил коричневый льняной пиджак. На ногах – открытые сандалии. Его кожа довольно сильно загорела. Волосы песочного цвета мужчина отпустил длиннее, чем это принято среди уважаемых бизнесменов. Он был голландец. И звали его Эрик Зеегер.
Англичанин сунул руку во внутренний карман пиджака. И достал оттуда айпод с прикрепленными к нему проводом и наушниками. Белый провод наушников кольцом свернулся вокруг аппарата. Англичанин развернул провод и включил айпод. Вспыхнул экран. Мужчина коснулся пальцем иконки «аудиофайл» и подвинул аппарат по столу к Зеегеру.
Эрик взял его в руку и сунул наушник в левое ухо. Воспроизведение записи уже началось. В наушнике зазвучали два голоса. Его собственный и англичанина, что сидел напротив. Он помнил этот разговор. Он ожидал его услышать. Разговор имел место более семи месяцев назад.
