Орхидея сказала шепотом:
— А у тебя что, пофигенции не осталось?
— Пофигенции? — Как же я о ней забыла! — Осталась! — радостно вскричала я.
— Кто осталась? — к столу подошел Денис.
— Малина сушеная, — сказала Орхидея. — Вика тоже чай хочет из нее заваривать. Я пришлю.
— Да я у мамы могу спросить, — сказал Денис. — Она тоже всякие ягоды сушит.
Около Орхидеи снова появился Николай, в руках у него были две кружки. Одну он поставил перед Орхидеей:
— Осторожно, горячий.
— Я вот полюбила чай с малиной, — сообщила Орхидея, дуя в кружку.
Кружки были нарядные, из магазина Бабы-Яги: у Орхидеи — с голубем, у Николая — с попугаем. Хорошо, что они больше не пылятся на полке.
Я открыла дверцу нашей серебристой сотой «Ауди», то есть денисовской, разумеется, «Ауди», и плюхнулась на сиденье.
Пофигенцию я пить перед выходом не стала. Если я буду глупо хихикать и смотреть на все равнодушно, они, чего доброго, примут меня за ненормальную! Но флакончик с собой я на всякий случай взяла.
Пристегнула ремень, но мы все не трогались с места.
— Почему мы стоим? — спросила я.
Денис сказал:
— Руль слишком пыльный. Так ехать нельзя. Там в бардачке тряпка, достань, я протру.
— Чего-о?
Он же ездит на этой машине каждый день. Первый раз в жизни слышу, что машина не может ехать, из-за того что у нее руль запылился. Ах, да он просто…
— Ты шутишь? — Я уже готова была рассмеяться.
— Вовсе нет, — абсолютно серьезно ответил он.
Я посмотрела на руль:
— По-моему, он очень чистый. И даже блестит.
— Мне же рулить. Так что дай, пожалуйста, тряпку.
— Хорошо.
Недоумевая — и это мягко сказано. — Я открыла бардачок. А там… что-то сияет. Мягким, белым светом.
Не веря своим глазам, я достала…
— Черевички! Какая красота!
Белая замша, золотая вышивка, драгоценные камешки, голубые и синие, жемчуг.
А Денис смущенно откашлялся и произнес:
— Вика… согласна ли ты стать моей женой?
Я резко повернулась к нему:
— Что?!
— Там… внутри туфли… кажется, в левой…
Я сунула руку в аккуратный, слегка скругленный туфелькин носок. И достала колечко. Из белого металла, с белым прозрачным камушком.
Я не помню, что я сказала. Кажется, просто «Да». А может, только кивнула. Я так разволновалась.
Денис надел мне кольцо на безымянный палец левой руки. У ведьм, как я уже узнала, все важные кольца на левой руке носят, потому что ближе к сердцу.
Колечко выглядело очень скромно по соседству с моим кольцом ведьмы, где были разноцветные эмалированные цветы и розовый бриллиант размером с булыжник.
Оно было скромным и великолепным. И самым дорогим на свете.
А этот чертов ремень безопасности мешал мне броситься на шею Денису, и я — не с первой попытки — но отстегнула его. И бросилась на шею.
Денис сказал:
— Я хотел сделать предложение после сегодняшнего ужина. Но ты так волнуешься из-за того, что едешь к моим. Я подумал, тебе будет проще, если ты уже будешь моей невестой.
Я вернулась на свое место, ответила:
— Даже не знаю. Я теперь волнуюсь еще больше.
А Денис наклонился ко мне, поцеловал в щеку и сказал:
— Не бойся. Они тебя полюбят, вот увидишь.
— Ты думаешь? — неуверенно сказала я.
Он улыбнулся:
— Тебя невозможно не любить.
Хм. Как он здорово улыбается. Всю жизнь бы любовалась его улыбкой. И кажется, мне это и предстоит!
— Чего ты? — спросил он.
Сижу гляжу на него, глупо улыбаясь от счастья.
— Ничего, — отвечаю. — Слушай, а как ты отважился к Бабе-Яге заявиться? После того, как она…
— Ну, — он повернул ключ зажигания, — в этот раз она меня в пруд не бросила. И потом, монеты я тогда вернул, департамент оплатил ремонт лебединой шеи…
Мы двинулись с места. Денис продолжал с усмешкой:
— А уж когда я ей сказал, что жениться собираюсь…
Я тихо засмеялась, представляя, как Роза Баба-Яга начала предлагать самые лучшие и роскошные варианты свадьбы. Мне просто не терпится поехать к ней в салон!
Мы ехали по городу, я любовалась весенними улицами, и на душе моей тоже была весна и пели птички. Ничего, это волнение приятное, обойдусь без пофигенции, даже если при словах Дениса: «А это моя невеста» у меня будут дрожать руки и лицо пойдет красными пятнами.
Когда мы въехали в ворота (без всяких пропусков, что мне очень понравилось), Денис сказал:
— Знаешь что?
— Что?
— Когда она представит тебя папе, постарайся не смеяться. Он, кстати, хоть и не разговаривает, все понимает.
— С чего ты взял, что я буду смеяться? Это очень грустно, что твой папа — рыба.
— Золотая рыбка.
— Разницы-то.
Денис вырулил на аллею, ведущую к небольшому симпатичному кирпичному коттеджику.
На березах, растущих вдоль аллеи, уже проклюнулись нежные светло-зеленые листочки. Небо было невероятно синим, каким бывает только весной.
— О, и они тут, — пробурчал Денис.
— Что?
— Вон. — Он кивнул на крутейшую, всю такую гладенькую и сияющую серебристую машину, припаркованную у самого крыльца. Я вытянула шею, увидела эмблему «Мерседеса». Но такой скругленной формы «Мерседесов» я еще не видела.
— А кто — они? — полюбопытствовала я, заранее догадываясь об ответе.
— Арчибальд с Жасмин.
Арчибальдом зовут старшего брата Дениса. Когда родился первенец, Бондины долго спорили, как его назвать. Отец хотел — Борисом, а мать — Артемом. Сошлись на том, что до девяти лет мальчика будут звать Артем, с девяти — Борис. А в шестнадцать, когда будет получать паспорт, пусть сам выбирает, какое имя ему больше по нраву. Мальчик, похоже, совсем запутался в именах, так что выбрал имя Арчибальд.
Я никогда не видела брата Дениса в жизни — только один раз на фото. Там это был небольшого роста остроносый человек в очках и с лысиной, обрамленной гладко зачесанными темными волосами. Выражение лица его было строгое и задумчивое, хотя стоял он на фоне египетских пирамид и был в цветастой рубашке, свободных белых штанах и круглой шляпе — фотография была сделана в отпуске. Встретиться с Арчибальдом в жизни мне было ужасно любопытно. Поэтому я воскликнула:
