— Ты ведь всегда знал, что она здесь, правда? — спросил он в момент, когда я нажал на выключатель.
Лампочки в верхней люстре были розовыми, но их света хватило, чтобы я увидел. О да, я увидел.
— Разве она не точно такая, какой ты ее помнишь?
— Господи Боже мой.
Это была Черил:
И он был прав. Она была точно такой, какой я ее помнил. Ее сладкие губы, такие же красные, как в тот день, когда я последний раз целовал их. Полуприкрытые глаза с густыми ресницами, словно она пребывала в блаженстве. Казалось, вот-вот они распахнутся, эти чудесные голубые глаза, и встретятся с моим взглядом. Ее нежная шея, мягкая, как в тот день, когда мы последний раз ласкали друг друга, и в тот раз я целовал ее от шеи вниз, к ее высоким, восхитительным, безупречным грудям. Ее тонкая талия, ее бедра, как у Ким Новак, мерцают в свете ламп. А на лобке ее блестящие густые каштановые волосы навеки были залиты твердым прозрачным полиуретановым пластиком, в который она была полностью заключена — и лишь здесь, ниже лобковых волос, она не была ангельски прекрасна; здесь время не остановилось.
Я отшатнулся, увидев свежую кровь, блестевшую у входа во влагалище. Как такое могло быть? Как могло существовать отверстие, не приводя к разложению тела? Потом я разглядел, в чем дело. Никакого отверстия не было. Между ее ногами, вплотную к залитым пластиком гениталиям, он соорудил влагалище из постного сырого мяса. Разлохмаченный мясной край был смазан прозрачным увлажняющим гелем и испещрен перламутровыми полосками спермы. Под ее ягодицы была подложена прозрачная пластиковая простыня, чтобы защитить покрывало с кактусами от потеков крови.
Не знаю, как долго я стоял там. Мне казалось, я брежу или галлюцинирую, или просто сошел с ума. Постепенно до меня стало доходить, что он говорит что-то:
— …потому что она была так прекрасна. И в тот же миг, как я ее увидел, я понял, что другой такой никогда не будет. И что значила бы для меня жизнь без нее, навсегда без нее? Мой Ангел.
У меня возник жуткий порыв — защитить ее. Я хотел прикрыть ее чем-нибудь, словно она только что умерла или вообще спит. Или смыть кровь, или хоть что-нибудь! Что угодно. Дождь ударил в ее лицо, по щеке поползли капли. Ее каштановые волосы под пластиком были взлохмачены, стояли вокруг головы дыбом, хотя отраженный свет делал их похожими на нимб.
— Как ты мог это сделать? — наконец выдавил я.
Он заулыбался:
— Как я мог не сделать этого?
Под нами перекосились доски пола, а он подошел к ней, поднял несгибающееся тело, натянул рукава плаща на ее руки. Я не мог шелохнуться.
— Удивительно, что ты не узнал ее голос на кассете, — сказал он, суетливо застегивая на ней плащ. — Хотя качество на ней было никакое. Оригинал записан на восьми дорожках. Единственная запись ее голоса, которая у меня осталась. Уверен, ты узнал бы ее, если б прослушал запись целиком. Ближе к концу она смеялась. Это все была игра. На самом деле я не причинял ей никакой боли. Как я мог бы хоть в чем-то обидеть моего Ангела?
Фундамент накренился. Я вцепился в дверной косяк, чтобы удержаться от падения; он ухватился за кровать. В гардеробной с полок посыпались флакончики, воздух заполнился сладким тропическим запахом духов.
— Ого как, Скотти, — беспечно сказал он. — Похоже, от этого места вот-вот ничего не останется.
Он натянул красные сапожки Черил на ее негнущиеся ножки и поднял ее вертикально. При этом мясо соскользнуло вниз и шмякнулось на пол.
Это несколько расстроило его:
— Я понимаю, о чем ты думаешь, Скотти. Мне тоже это мясо не нравится, правда-правда. Такой дешевый суррогат. Почти святотатство, серьезно. Но что еще я мог сделать? Я изо всех сил старался оставить вход внутрь. Всю голову сломал, но этот орешек оказался мне просто не по зубам. В конце концов, у меня совсем не осталось времени. Она уже начинала разлагаться. — Он изобразил на лице самурайскую стойкость. — Мне ужасно не нравится мясо. А что бы ты сделал?
Снизу ударила чудовищная волна, и здание еще сильнее накренилось. Я устоял на ногах; он тоже. Когда волна схлынула, он потащил Черил к двери.
— Забавно, Скотти, — сообщил он. — У меня с самого начала было какое-то необычное ощущение насчет тебя. Я всегда чувствовал, что нас связывает нечто большее, чем взаимная любовь к рок-н-роллу. — Он рассмеялся. — Но, клянусь, до сегодняшнего дня я и понятия не имел, что именно.
Меня швырнуло обратно в реальность. Он прочел статью. Шар.
Пол опасно накренился, комод съехал в море. Я все еще держался за косяк, преграждая ему путь:
— Где Шар?
Вопрос он проигнорировал:
— Знаешь, а ведь Черил рассказывала мне о тебе, — мягко сообщил он. — Хотя, конечно же, я не знал, что это ты. Ее бывший парень. Который бросил ее, узнав, что она забеременела. Как же она ненавидела тебя, мальчик. Я хотел, чтобы она оставила ребенка, вот как я любил ее. Но она сказала — нет, это его ребенок, не хочу. Так что сыночка твоего из нее высосали.
Я оттолкнул его назад, к стене. Черил оказалась между нами, воняя сладкими духами. Я потерял голову:
— Где Шарлен?
Он ухмыльнулся:
— Правда, не знаю. Попробуй в помойке посмотреть. Ой, нет, подожди минутку. Сегодня как раз мусор вывозили.
— Ты, выблядок убогий! Если ты причинил ей боль…
— И что, если я причинил боль ей? — саркастически переспросил он. — Она только для этого и годится. Ей так нравится. А что, ты до сих пор так и не заметил?
Я ударил его по лицу. Еще и еще раз. В известном смысле я обезумел, это было за все те разы, когда я хотел дать ему по морде, но не дал. В конце концов, я, наверное, убил бы его, если б здание не накренилось снова; на сей раз в море улетел туалетный столик. Деннис и я грохнулись на пол, опрокинув и Черил. Я придавил его к полу, а он продолжал держаться за нее.
— Где Шар?
— Не скажу. Пошла она на хер. Говно собачье. И я это говно уже оттер.
— Где она? — я вдавил дуло револьвера ему под подбородок. Похоже, его это ничуть не впечатлило.
— Как-то раз она заявилась сюда. — Его губа кровоточила. — Она прервала нас. Да, конечно, я взбесился, но эта блядь сама виновата, что потеряла нашего ребенка. Потом она пошла и все рассказала Бобби. — Он осклабился. — Она прекрасно знала, что будет, если она еще хоть раз осмелится заговорить.
— Где она?! — я навел револьвер на восхитительное лицо Черил, впервые заметив кровь в ее волосах.
Его тон резко изменился:
— Нет, — спокойно сказал он. — Не сделаешь. Не сможешь.
Я взвел курок:
— Для меня это всего лишь трупак двадцатилетней свежести.
— Но это же Черил…
Мой палец лег на спуск:
