— Ну, товарищ майор, теперь надо бежать поскорее.
Подхватив вязанку, мы бегом устремились вперед.
На открытой поляне тропинка темным горбом возвышалась над снежным покровом. Свирепый северо-западный ветер срывал с тропинки все, что не было втоптано, и, гоняя густую поземку, толкал нас в левое плечо. Мелкая снежная пыль, завихряясь, била в лицо, я торопливо поднял воротник, чтобы хоть немного защитить лицо, шею и уши от вертящейся колющей снежной пыли. Впереди и слева раскинулась необозримая однообразно-белесая снежная пустыня с неровными барханами сугробов, справа неподалеку темнела стена леса. Солдат то быстро шел, то бежал впереди меня, и я, держась за палку, спешил следом. Вдруг он куда-то провалился, а я, стараясь задержаться, выпустил палку из рук. Вязанка, затарахтев поленьями, свалилась куда-то вниз, и я услышал:
— Это ты, Кирюшка?
— Да, я, — ответил мой солдат. — Я не один. Пропусти майора.
— А где же он?
Только теперь мой поводырь обнаружил, что меня нет возле него. Я же стоял, все слышал, но никого не видел. Но вот мой спутник вновь откуда-то появился, как привидение, молча схватил меня за руку и потащил за собой вниз.
— Зажги свет, Саша, — попросил Кирюша.
Щелкнула кнопка фонаря, ярко осветила нас и вокруг. Я увидел нечто похожее на хозяйственный дворик: небольшая поленница, старое ведро, лопата, ящики с патронами и гранатами, узкая щель в стороне вела, видно, к уборной, слева виднелась маленькая дверь в дзот.
Сняв вещмешок, мой ведущий открыл дверь и пригласил:
— Залазьте, товарищ майор.
Согнувшись чуть не втрое, я с трудом пролез в дзот.
Собственно, какой это дзот? Это была обычная огневая точка для станкового пулемета, находиться в ней можно было только лежа, сидя или стоя на коленях; разогнуться во весь рост невозможно. Но здесь было тепло, сухо и светло. На небольшой деревянной полочке, вделанной в стену, горела маленькая пятилинейная керосиновая лампа, ярко освещая два кубических метра жилья. Немного выше лампы виднелась дуга каретки станкового пулемета «максим». По обеим сторонам от входа — два места для отдыха расчета. У самого входа в маленькой нише угнездилась миниатюрная печка, сделанная из полуведерного крестьянского чугуна. Чугунок этот стоял вверх дном, которое было аккуратно вырублено и вместо него вставлена жестяная труба. Дрова в печку закладывались сверху, как в самовар, и почти такими же мелкими чурочками. Под печкой устроено маленькое поддувало, поэтому маленькая печурка раскалялась вместе с трубой докрасна, наполняя землянку жаром.
— Командир взвода (которого, кстати, у него не было), младший лейтенант Павлов! — отрекомендовался взводный, когда я влез в дзотик.
— Здравствуйте, товарищ Павлов!
— Здравия желаю, товарищ майор! — Подавая правую руку, младший лейтенант перекинул в левую небольшую книжку, которую читал лежа до моего прихода; бросив взгляд на обложку, я успел прочесть: «Виктор Гюго. Девяносто третий год».
Поздоровавшись, я поспешил тоже перейти с четверенек в сидячее положение. Мое посещение было настолько неожиданным, что вначале командир заметно растерялся и не знал, что делать, то брался за книгу, перекладывал с места на место, то беспричинно тянулся к лампе, убавлял и прибавлял свет, потом вдруг схватился за одежду, будто собираясь куда-то идти. Понимая состояние командира, я поспешил завязать разговор.
— Ну как тут у вас идет война? — в шутку спросил Павлова.
— Да какая теперь война! Позанесло снегом и нас, и немцев, как полевых мышей, — с улыбкой ответил младший лейтенант. — Вот осенью, когда мы здесь только окапывались, вот тогда была война. Да, собственно говоря, нас только месяц-полтора назад артиллерия перестала долбить, а то ведь не давали покоя ни днем ни ночью.
В землянку влез мой спутник и стал раздеваться. Уступив ему место, Павлов сел у двери напротив меня.
— Ну как, все получил? — спросил младший лейтенант.
— Все, — лаконично ответил солдат.
— Ну, ложись отдохни, к утру сменишь Куницына, — приказал командир.
Я снова спросил:
— А сколько времени вы здесь находитесь?
— Да я уже точно не помню. Сколько мы здесь, Федотов? — спросил он моего спутника. — С октября или с сентября?
— С двадцать первого сентября прошлого года, — полусонно ответил солдат.
— Да, да, с двадцать первого сентября, — подтвердил командир.
— Все трое?
— Да, все трое.
— И ни разу вас не подменяли?
— Нет, не подменяли, — с каким-то равнодушием ответил командир.
— За все полгода ни разу? — допытывался я.
— Ни разу, — с тем же спокойствием ответил он.
— А кто-нибудь из полка или дивизии за это время был у вас?
— Нет, никого не было. Вы первый. Правда, один командир роты был месяца три назад, но он давно уже выбыл, а новые не удостаивают нас своим посещением.
— Ну а в баню вы ходите?
— А где же она?
— Как где? В полку.
— О, мы даже не знаем, где он располагается, этот наш полк. Я летом был в штабе полка, когда приехал из училища, а теперь и не знаю, где он находится, — с горечью ответил Павлов.
— Ну а как же с бельем? Белье меняете? А как стираете?
— А-а, с этим у нас в порядке. Получаем чистое, грязное относим, сдаем старшине. Вот и сегодня получили комплект чистого.
— А как газеты, журналы — получаете?
— Да. Иногда получаем, но редко. Мы ведь в роту ходим два-три раза в месяц. Да, я и забыл спросить! Федотов, газеты принес?
— Принес, — полусонно ответил солдат.
— А где же они?
— А там где-то, у Куницына.
Солдат, стоявший на посту у входа, видно, слышал наш разговор, тихонько открыл дверь и подал младшему лейтенанту небольшой сверток газет и журналов.
Отложив в сторону газеты, Павлов подполз ближе в печке, приподнял полуостывшую трубу и набросал в печку полешек. Поставил трубу и отполз, сел на прежнее место. Дрова в печке захлопали, затрещали, и наши два кубических метра жилья стали быстро наполняться теплом.
— Да вы раздевайтесь, товарищ майор, — предложил Павлов, — а то дрова разгорятся, так станет жарко.
Действительно, в дзоте становилось все жарче и жарче.
Сняв снаряжение и полушубок, я почувствовал себя значительно легче и свободнее. Но посидев с час в полусогнутом состоянии, почувствовал, что стали ныть ноги и поясница, встать же и распрямиться было невозможно.
— Как же вы тут живете, вот уже более полгода? — спросил я Павлова. — Чем занимаетесь повседневно? Какой у вас распорядок дня?
