Все это цветным миражом мелькнуло в растревоженном сознании Докваха и пропало. Он снова был один на один с умирающим юношей.
Доквах с ненавистью к русским подумал, что в России, когда ребенок падал и ушибался, к нему со всех ног неслись мамки, няньки, отцы и деды. А пацан, упавший на ровном месте, избалованный таким вниманием, поддавал реву. И его заласкивали, тут же искали виноватых, предлагали стукнуть того, кто сделал ему, маленькому, «бобо». И раскрасневшийся от пережитого волнения младенец, стучал по полу или углу, оказавшемуся на пути шкафа крохотным кулачком.
«Не умеют в Москве воспитывать воинов, — думал Доквах, — Разучились». Но тут же поймал себя на мысли, что знает немало случаев, когда окруженные в Грозном русские восемнадцатилетние пацаны бились до последнего патрона, подрывали себя гранатами, дерзко шли в рукопашную, рубясь саперными лопатками, как средневековыми топорами. И мало кто из пленных просил пощады, умирая под ножами наемников из Афганистана и Западной Украины. Сам Доквах ни разу не оскорбил свой род истязаниями пленных российских солдат и офицеров, не забывал, что его дед был солдатом Великой Отечественной войны и защищал Брестскую крепость.
Доквах не стал будоражить угасающее сознание Хамзата рассказами, что изумительной красоты гурии там, на небесах, будут ему главным утешением и подарком. Юноша уходил, не изведав девичей красы. Наколотый обезболивающими, он молчал. Доквах знал, что этот парень был рядовым бойцом, без больших покровителей. Иначе его по воздуху давно перебросили бы в Азербайджан или Турцию. Не вся чеченская авиация была уничтожена. Дудаев заблаговременно спрятал часть вертолетов и крылатых машин в Грузии и Азербайджане. Они прилетали в Чечню с грузом боеприпасов, а улетали, набитые ранеными. Хамзата после его смерти, которая здесь в подземелье уже незримо присутствовала, надо было везти в родовое селение. Доквах ненавидел поговорку: «Нет человека — нет проблемы». В Чечне говорили: «Нет человека — есть две проблемы».
Удивляло, что Хамзат ни слова не говорил о войне, словно в его биографии она отсутствовала. В подвалах Дворца Дудаева Доквах раненым видел с какой ненавистью к врагу умирали защитники Грозного — маджахеды. Он вовремя тогда заметил подползающего к русскому офицеру бойца президентской гвардии. Чеченец, истерзанный осколками, что хотел добить ножом уходящего из жизни русского, долго бился в припадке под навалившемся на него Доквахом и медицинской сестрой — матерью пленного российского сержанта.
То, что Хамзат, прибывший в Старо-Щедринскую с чистыми, заживающими ранами, вдруг потерял силы и умирал, мучило Докваха. Это был его грех, а не халатность женщины-фельдшера, которая вернула в строй десятки людей. Ещё живой Хамзат лежал на топчане, вытянувшись, как покойник. Бинты, опоясывающие его живот, поражали белизной. Хамзат, давно отпустивший руку Докваха, мучился от обрушившейся на него слабости.
— Дождь никак не кончается, — вдруг отчетливо сказал он. — Это значит, на земле много неубранных трупов. Непогребенные взывают. Я слышу это. Господин Миров не ожидал от нас…
Что не ожидал от чеченцев Аллах, Хамзат не успел сказать.
VIII.
Войдя в комнату, тесно набитую людьми — подошли ещё старики — Миронов и Родькин сразу поняли, что решение принято. Слово взял старейшина в зеленой феске. Он внятно, на этот раз без всякого акцента, не без боли сказал:
— Старики пойдут по домам вместе с собровцами… Когда в прошлый раз сдали двенадцать автоматов, старейшинам угрожали. Но надо думать о будущем, когда времена изменятся в корне.
— С каждой группой, — подчеркнул Миронов, — которая отправится по дворам, будет не только старейшина, но и чеченский милиционер.
Старики просили русских офицеров не грубить женщинам, не досматривать их, не входить на женскую половину.
Родькин не сомневался, что такая просьба поступит. С ней нельзя было не согласиться. Так диктовал Адат. Старейшины тоже понимали, что село из 394-х дворов задействованной силой зачистить, как собровцам диктовал приказ, нереально. А вот нарваться на боевое сопротивление — было реально.
Миронову не хотелось думать, что сводный СОБР завели сюда на разведку боем. Реальность диктовала проведение здесь не зачистки, а полномасштабной войсковой операции. В оперативных сводках Старые Щедрины занимали особое место. Информация о наличии в селе боевиков и схронов с оружием поступала регулярно. Периодически здесь появлялся Руслан Лабазанов — кровник Дудаева. Зачем? Команду на спецоперацию в селе все время придерживали, а тут, неожиданно, срывая все планы, СОБРу сказали: «Фас!» «Мы непредсказуемы, потому что непредсказуемы наши генералы», — в этом Миронов убеждался регулярно.
— Вы меня хоть кверх ногами подвесьте! — начинал горячиться старик в зеленой феске. — Ну нет у меня автомата!
— Мы пойдем в адреса, которые есть в нашем списке, — успокоил старика Миронов.
— Людей оговорить могут! — не унимался старейшина.
— Пусть приготовят документы на автотранспорт, Если в паспортах будет печать с волком, доставляйте обладателей таких документов сюда, — Миронов перевел разговор со старейшинами в инструктаж собровцев и чеченских милиционеров.
Начальник Шелковского райотдела милиции вмешался в разговор:
— При Дудаеве на каждом повороте торговали оружием. Власть всячески способствовала его приобретению. У нас тоже есть список с именами боевиков — уроженцев села. В списке 39 фамилий, четверо из этого списка принимали участие в расстрелах федералов. Список в сейфе остался. Не знал, что может понадобиться. Нам надо чаще состыковываться. — Полковник Д. снова упрекнул командированных в его район собровцев.
— Состыковывались уже, — с заметной горечью сказал Родькин.
Миронов продолжил инструктаж:
— По улицам идти двумя группами: одна по левой стороне, другая по правой. В хвосте «Урал» или бэтээр. Вести себя корректно.
— Уважаемые отцы! — обратился к старейшинам Родькин. — Наша задача — не допустить кровопролития. Сделайте так, чтобы во время мероприятия брат не бегал к брату на другой конец села. Чтобы женщины и дети находились дома. Мы будем работать без грубости. Судя по всему, мы к вам еще не раз наведаемся.
На добровольную сдачу боевиков и выдачу оружия собровцы не рассчитывали. Во время десятиминутного перекура, Родькин сказал Миронову, что с чеченцами о добровольной сдаче родственников — боевиков разговаривать трудно, практически бесполезно. На фильтрах арестованных людей бьют по-черному. В Чечне это не тайна. Поэтому все боятся фильтрационных пунктов, как огня.
Миронов вышел в эфир:
— 310-й, я 32-й. Начинаем работать. Усилить наблюдение.
Он с двумя телохранителями остался в здании. А Родькин, начальник милиции и старики, шумно переговариваясь, вышли к людям, толпившимся во дворе. Дождь не разогнал людей по домам. Начальник райотдела коротко объяснил собравшимся, что сейчас будет происходить в селе. Толпа начала быстро рассасываться.
