— А если нити заговора тянутся к султанату? Что будет тогда? — спросил Датинуш. — Мы сами же предадим себя в руки захватчиков? Какая нам с этого выгода? Ну, отвечай.
Гюристар свирепо уставился на брамина.
— Тут даже не важно, кто сплел интригу. Возможно, это и не султан! Но прибегать к помощи мусульман — полное безрассудство. Если отряд наших недругов войдет в княжеские покои, их после этого уже не выкуришь из дворца. — Бравый усач принял горделивую позу. — Наша стража, пусть и немногочисленная, славится своей преданностью радже. Мы будем защищать его до последней капли крови.
— Перестань пустословить, — оборвал его Датинуш. — Вон они, твои преданные, слоняются без толку по двору! Ты мог бы их приструнить… хотя бы сегодня!
Гюристар покраснел.
— А кто же совсем недавно бранил меня за излишнюю строгость? Твое вмешательство все только портит. Я не желаю выслушивать вздорные замечания. — Он оскорбленно повел подбородком, повернулся на каблуках и ушел.
Брамин посмотрел на раджу.
— Не гневайся на него, о владыка. У этого человека сейчас много забот.
— Я полагал, что с междоусобицами покончено навсегда, — словно не слыша его, пробормотал Датинуш и побрел к дальней стене зала.
Там висело резное изображение Вишну Шагающего. Бог стоял с высоко занесенной стопой, намереваясь сделать первый из трех легендарных шагов, позволивших ему пересечь небеса, землю и подземные царства. Если беспечно смеющийся повелитель миров вспомнит о жертвоприношениях, здесь ему принесенных, он, безусловно, окажет помощь тому, кто смиренно склоняется перед ним. Окажет?.. Или не захочет? Раджа приблизился к изображению и вгляделся в лицо беззаботного божества.
В это время за спиной его послышались беспокойные голоса, и, обернувшись, Датинуш увидел, что Рахур не пускает в зал какого-то человека. Брамин, в свою очередь, обернулся.
— Это евнух твоей дочери. Она умоляет позволить ей явиться сюда.
— Нет! — выкрикнул Датинуш. Запах опасности в зале сгущался, и он явственно чувствовал это. — Ей здесь не место. — Глаза его устремились к евнуху. — Если случится что-нибудь чрезвычайное, ее немедленно известят. — Раджа вдруг вспомнил о своей старшей сестре. — Кстати, надо послать кого-нибудь и к Падмири.
Евнух, мявшийся у дверей, осмелился вновь привлечь к себе внимание князя.
— Твоя дочь, о владыка, просила напомнить тебе, что в ее жилах тоже течет кровь великих воителей. Она не хочет сидеть, ожидая удара, и предпочитает пойти навстречу ему. — Лунообразное лицо евнуха сделалось восковым, он взмок от выпавших на его долю переживаний.
— Скажи ей, что, если к ночи ничего не случится, мы вместе посмеемся над нашими страхами за пиршественным столом. Передай также, что я восхищен ее храбростью и отвагой.
— Я все исполню, великий владыка. — Евнух глубоко поклонился и задрожал, представив, что сделает с ним Тамазрайши, если он возвратится ни с чем. — Но в таком случае ей все же, быть может, будет дозволено осведомляться о том, что тут делается, почаще?
Датинуш вздохнул. Дети есть дети. Докучать родителям — их основное занятие, и с этим ничего поделать нельзя.
— Ладно, — кивнул он. — Пусть время от времени кого-нибудь присылает. А сейчас оставь нас. Ты мне уже надоел.
Со двора неслась ругань. Гюристар распекал своих стражников за нерадивость. Раджа усмехнулся, услышав, что тот приказывает удвоить караул у ворот. Все вроде налаживается и, может быть, обойдется, подумалось вдруг ему. Он еще раз вздохнул и застыл у окна.
Из приятного забытья его вывело чье-то унылое бормотание.
— Повелитель, — униженно кланяясь, бубнил осунувшийся от страха поэт. — Пошли меня вместе с гонцом к твоей старшей сестре. Ты ведь знаешь, что я могу ее успокоить. Новости неприятные, она будет переживать, а я постараюсь представить ей все в наиболее выгодном свете. Можешь не сомневаться, из твоей воли я не уйду. В дороге за мной будет приглядывать твой посыльный. А в доме Падмири я сам скажу, чтобы меня заточили в узилище для рабов, и обещаю вести себя смирно…
— Ну хорошо, — досадливо поморщился Датинуш. — Отправляйся к Падмири. Расскажи ей все, что тут видел, и не смей покидать ее дом. Я решу, как с тобой поступить, когда на то будет время. — Он сдвинул брови. — Поезжай, Джаминуйя, однако учти: больше тебя никогда здесь не примут. По дороге можешь забрать из дворца все свое имущество, ибо другого случая тебе не представится.
— Великий… — всхлипнул ошеломленный поэт и, опустив глаза, торопливо добавил: — Я в полном отчаянии, но для меня твоя воля священна.
— Приятно слышать, — съязвил раджа и отвернулся к окну, чтобы не видеть, как, пятясь и кланяясь, маленький стихотворец выходит из зала.
— Благоразумное распоряжение, — ровным тоном отметил брамин. — Люди искусства в тревожные времена бесполезны. Он только путался бы у нас под ногами.
— Я знаю, — устало кивнул Датинуш. — Я и сам бы его отослал, если бы он не поторопился. Что от него требовалось — это смиренно склониться перед судьбой, а он повел себя недостойно. Боги к таким равнодушны.
— Возможно, боги вверили его участь тебе, — предположил брамин. — Возможно, в его лице они посылают твоей близкой родственнице поддержку. Как бы там ни было, он уехал. Тут не из чего раздражаться.
Датинуш капризно оттопырил губу.
— И все же мне неприятно, что он не остался. Мне хочется, чтобы все вели себя как ни в чем не бывало. Я, кажется, становлюсь поклонником Майи. Воистину счастлив тот, кто смотрит на мир сквозь колдовской туман. — Собственная шутка не добавила ему бодрости, и он опять помрачнел. — Нет ничего отвратительней ожидания. Скорей бы все кончилось. Я, кажется, даже обрадуюсь, завидев бунтовщиков.
— Что будет, то будет, — спокойно сказал Рахур. — Не стоит так мучиться. Лучше с покорностью и смирением принести жертвы богам.
Возможно, предложение брамина и заслуживало внимания, но тут в зал маршевым шагом вошел молодой помощник начальника стражи.
— Великий властитель, мне оказана честь охранять двери тронного зала. Мои подчиненные выстроены цепочкой вдоль всего коридора, так что мимо нас не проскочит и мышь. — Он был строен, юн и явно гордился возложенным на него поручением.
— Превосходно, — буркнул раджа и добавил с едва уловимой долей иронии в голосе: — Не сомневаюсь, что, заметив что-нибудь подозрительное, вы тут же дадите мне знать.
— Безусловно, великий властитель. Цепочка тянется до ворот. Наш командир Судра Гюристар заранее все продумал. — Молодой офицер поклонился, вытащил из-за пояса ятаган и, направив его лезвие в сторону коридора, замер как памятник самому себе.
Датинуш не знал, плакать ему или смеяться. Происходящее казалось ему дурным фарсом. Какие мятежники устрашатся горстки охранников в коридорах и у ворот? Если кто-то и впрямь вознамерился взять штурмом дворец, подобная малость его не остановит.
