— Нет-нет, никаких обетов. И в любом случае я же могу читать, — ответил я с улыбкой.
— О, читать — это перелетать через стены. Но может, вы здесь прячетесь?
Я предпочел не отвечать, и монах похлопал меня по руке.
— Вы храните секреты, я храню книги. Пошли, друг мой.
Мы пересекли двор. Отец Мина был настолько мал ростом — никак не выше пяти футов — и так толст, что мне вообще показалось чудом, что он может ходить. Он остановился у большого круглого колодца рядом с собором Святого Бишоя.
— Здесь берберы мыли свои клинки после убийства сорока девяти мучеников. Они бросили тела в колодец, а сами закрылись в монастыре Святого Макария. Вот почему этот колодец называется Колодцем Мучеников.
Я заглянул внутрь — колодец оказался глубоким. Далеко внизу серебристо отсвечивала вода.
— Чудо Христово: здесь всегда свежая вода. — Отец Мина потянул меня за руку. — А теперь в библиотеку. Это вообще нечто невообразимое!
— Мне надо переслать письмо, чтобы завтра оно оказалось на Синае, — сказал я ему. — Настоятель говорил, что здесь может проходить караван бедуинов.
Монах кивнул, а затем пронзительно свистнул, и тут же из тени выскочил тощий деревенский мальчишка и, сверкая пятками и белозубой улыбкой, бросился к нам.
— Давайте письмо. — Я подал ему адресованный Мустафе конверт. Отец Мина близоруко покосился на адрес, гаркнул на арабском приказание, отдал письмо мальчишке, и тот испарился. Монах посмотрел на меня и понял мои сомнения. — Не беспокойтесь: к ночи будет у бедуинов, а к завтрашнему вечеру — на Синае. А теперь перейдем к более важным темам.
— Астрариуму? — пробормотал я.
— Терпение, мой друг. Позвольте сначала показать вам библиотеку.
Библиотека располагалась в самом дальнем, юго-восточном углу монастырского комплекса, рядом со старинной мельницей, где монахи некогда мололи муку. Узкое помещение тянулось вдоль внешней осадной стены, построенной в девятом веке и имевшей десять метров в высоту и два в ширину. Библиотека освещалась сверху, сквозь отверстия в вершинах куполов, и была заставлена богато украшенными читательскими пюпитрами и полными манускриптов застекленными шкафами девятнадцатого века.
Отец Мина гордо провел меня по библиотеке, объясняя историческое и религиозное значение собранных в шкафах фолиантов. Мне трудно было сосредоточиться — не терпелось взглянуть на его труд, но я чувствовал, что он меня каким-то образом испытывает, — может быть, говоря о книгах, оценивает мою искренность. Наконец мы подошли к стоявшему в углу небольшому дубовому сундучку. Театральным жестом монах достал из кармана маленький ключ и открыл крышку. Вынул переплетенную вручную кожаную тетрадь и положил на стол. Покрытые пятнами, пожелтевшие страницы были исписаны тонким прыгающим почерком — буквы бежали по странице так, словно за ними гнались. И весь текст был на архаичном французском.
— Это одно из величайших сокровищ библиотеки, — объяснил старик. — Тетрадь Соннини де Манонкура, французского натуралиста и исследователя, участвовавшего в походе Наполеона тысяча семьсот девяносто девятого года.
Мое сердце учащенно забилось, я вспомнил это имя. Моментально перенесся на Гоа, и перед глазами возникло взволнованное лицо Изабеллы, когда она рассказывала мне о письме Манонкура, которое ей показал Ахмос Кафре. Я сам видел его копию в Британском музее, а почерк оригинала из кабинета Уоллингтона соответствовал почерку в этой тетради. Я даже почувствовал, что улыбаюсь. Неужели возможно, что разгадка тайны последнего пути астрариума ждала меня в этом монастыре? А может, и решение, как лишить его способности предсказаний и даже стереть предначертанную дату моей смерти? Мина протянул мне тетрадку, но мои руки слишком дрожали, чтобы ровно ее держать. Монах неодобрительно нахмурился и отобрал у меня рукопись. Его морщинистый палец побежал вниз по странице.
— Видите, здесь заметки и маленькие рисунки. Описание открытого им наоса. — Он указал на колонку небольших набросков, каждый из которых представлял стену святилища, покрытую незнакомыми мне письменами, которые, как я догадался, были гораздо моложе иероглифов. — Здесь говорится о том, как царица Клеопатра получила в подарок звездного пророка — то, что вы называете астрариумом. — Отец Мина присматривался ко мне, стараясь понять мою реакцию.
— Именно, — кивнул я, требуя продолжения.
— Астрариум был свадебным подарком евнуха-священнослужителя Потина Клеопатре, когда та выходила замуж за Птолемея Тринадцатого. Надписи рассказывают историю звездного ящика. — Я кивнул, давая понять, что эти факты мне известны. Монах аккуратно перевернул страницу. — Соннини де Манонкур рассказал об этом механизме в письме Наполеону, утверждая, что астрариум способен приносить и смерть, и удачу, что не может не заинтересовать великого завоевателя. Это письмо тоже хранилось здесь, но в тысяча девятьсот сорок третьем году было украдено одним из посетителей монастыря.
— Ахмосом Кафре, — выдохнул я.
Отец Мина бросил на меня острый взгляд, и в его глазах мелькнуло сначала удивление, затем подозрение.
— Вы знаете Кафре?
— Моя жена была археологом. Она говорила о нем. — Я старался, чтобы мой голос звучал спокойно и убедительно, но опять испытал приступ удушья от сознания, что астрариум контролирует мою жизнь, подстраивает под себя и направляет в нужное ему русло. Может, и сюда меня заманил именно он?
Старый монах притянул меня к себе и обдал щеку едким дыханием.
— Письмо Наполеону было написано, но не отправлено. В тысяча семьсот семьдесят восьмом году Соннини де Манонкур останавливался в нашем монастыре — об этом имеются письменные свидетельства. В них говорится о большом треволнении в связи с предстоящим великим открытием. Через сто шестьдесят пять лет, незадолго до окончания войны, когда в стране царил полный хаос, сюда в тысяча девятьсот сорок третьем году приехал Ахмос Кафре изучать материалы о визите Соннини. Но после того как у него побывали несколько странных посетителей, он вдруг чего-то сильно испугался. Украл письмо и сбежал. Может, вы знаете, что его так напугало? — Отец Мина немигающим взглядом посмотрел мне прямо в глаза.
Я покачал головой и подумал, уж не подстава ли это: ловушка с целью выведать, где находится астрариум.
— Я обнаружил тетрадку после его отъезда. Она была спрятана в ботаническом атласе растений. После бегства Кафре у меня ушло пять лет на перевод текста. — Отец Мина бережно переворачивал страницы. — Я не сомневался, что найду здесь причину предательства Кафре. Мы были добрыми друзьями, поэтому для меня это двойное предательство. Наос, обнаруженный Манонкуром, должно быть, как-то связан с его письмом Наполеону. Но вот что интереснее всего. — Старик показал фразу на последней странице. — Это слово переводится как «отравленный потир». Потин, тот евнух, что подарил Клеопатре астрариум, пытался ее убить, чтобы завладеть троном и, сделав своей марионеткой брата Клеопатры двенадцатилетнего Птолемея Тринадцатого, править от его имени. Астрариум может даровать удачу и отнимать жизни. Отравленный потир! — заключил он театрально, словно любуясь своим представлением. Я вообразил виденное в музее письмо, и мне показалось, что между иероглифами промелькнула дата моей смерти.
