Ознакомительная версия. Доступно 60 страниц из 297
Сенаторы сидели угрюмые. Лица некоторых были даже сердитыми. Сулла выдержал театральную паузу, чтобы посмотреть, посмеет ли кто протестовать. Но все молчали. Он прочистил горло:
— Что ты хочешь сказать, Квинт Гортензий?
Гортензий сглотнул:
— Я согласен, Луций Корнелий.
— А кто-нибудь не согласен?
Молчание.
— Хорошо! — бодро сказал Сулла. — Тогда этот lex Cornelia вступает в силу немедленно!
— Это ужасно, — сказал потом Лепид Гаю Котте.
— Я больше не могу соглашаться.
— Тогда почему ты так безропотно согласился? — спросил Катул. — Почему мы позволили ему ввести этот закон? Как может Республика быть истинной Республикой без активного и надлежащим образом подобранного плебейского трибуната?
— А почему, — свирепо спросил Гортензий, приняв сказанное на свой счет, — ты сам ничего не сказал?!
— Потому что, — откровенно ответил Катул, — мне нравится моя голова на положенном ей месте — крепко сидящей на плечах.
— И этим все сказано, — подвел итог Лепид.
— Я усматриваю в этом определенную логику, — сказал Метелл Пий, присоединяясь к группе беседующих. — Какой же он умный! Менее умный человек просто упразднил бы должность, но только не он! Он не затронул ius auxilii ferendi. Он просто урезал власть, распухшую за последнее время. Поэтому он может с успехом возразить, что хорошо поработал в рамках mos maiorum. И это звучало во всем, что он говорил. Учти, я не думаю, что это может сработать. Плебейский трибунат значит слишком много для слишком многих.
— Это будет держаться, пока он жив, — жестко сказал Котта.
После этих слов собеседники разошлись. У всех было плохое настроение. Но никто не хотел выдавать свои тайные мысли и чувства другому. Слишком опасно!
«Что сейчас и проявилось, — думал Метелл Пий, направляясь домой в одиночестве. — Как и замыслил Сулла, теперь все живут в атмосфере ужаса».
* * *
К тому времени как подошло время Аполлоновых игр в начале квинктилия, к этим первым законам добавились еще два: lex Cornelia sumptuaria и lex Cornelia frumentaria. Первый закон, регулирующий расходы населения в интересах государства, был очень строг. Он заходил так далеко, что определял потолок в тридцать сестерциев на человека за обычную еду и триста сестерциев на человека на пирах. Предметы роскоши — благовония, заморские вина, специи, драгоценности — облагались большим налогом. Стоимость похорон и склепов была ограничена. За тирский пурпур взималась огромная пошлина. Второй закон, о зерне, был в высшей степени реакционным. Он отменял продажу государством дешевого зерна, хотя Сулла, конечно, был слишком проницательным, чтобы вообще запретить государству продавать зерно. Его закон просто говорил о том, что государство не имеет права подрывать частную торговлю зерном.
Мрачная программа законотворчества диктатора еще не была исчерпана. Вероятно потому, что тяжелая работа по подготовке всех этих законов выполнялась без перерыва, сразу же после триумфа диктатор вдруг принял решение отдохнуть несколько дней и посетить ludi Appolinares, проводимые в начале квинктилия. Конечно, он хотел посмотреть не те события, что происходили в Большом цирке. Он собирался посмотреть пьесы, из которых десять или одиннадцать должны были показать во временном деревянном театре, построенном на территории Фламиниева цирка на Марсовом поле, — преимущественно комедии. Были хорошо представлены Плавт, Теренций и Невий. В афише было объявлено еще несколько мимов — самые любимые пьесы Суллы. Настоящая комедия — это авторский текст, написанные раз и навсегда строчки, которые нельзя выбросить или заменить. А мим — всего лишь шаблонная ситуация, на которую актеры и режиссер нанизывают свои собственные мысли и которую играют без масок.
Вероятно, то коротенькое представление с делегацией Аврелии послужило причиной непреодолимого желания Суллы посмотреть пьесы, которые будут показывать во время ludi Appolinares. А может быть, к решению показаться в театре привел его тот факт, что один из предков Корнелия Суллы некогда основал Аполлоновы игры. И не исключено, что сыграла определенную роль настоятельная потребность увидеть актера Метробия. Тридцать лет! Неужели так много? Метробий был подростком, когда Сулла праздновал его тринадцатилетие с чувством горькой безысходности. После того как три года спустя Сулла стал сенатором, они очень мало встречались. И это была пытка.
Решение Суллы покончить с тайной стороной его натуры было обдуманным, упрямым, жестко основанным на логике. Людей, занимающих общественное положение, которые признавались во влечении к представителям своего пола, подвергали гонениям. Не существовало закона, который бы заставлял их уйти в отставку, хотя и имелось несколько законов на табличках, включая lex Scantinia, требовавший смертной казни за гомосексуализм. Но по большей части к этим законам не прибегали, в обществе была принята определенная терпимость к подобному прегрешению. В действительности такой человек даже мог сделаться популярным. Он проводил время в развлечениях и демонстрации презрения ко всему, мог сыпать остротами, каламбурить, быть саркастическим. Но это значительно снижало его dignitas. Люди, хоть чего-либо достигшие в обществе, неизменно считали такого человека ниже себя. А для Суллы это было неприемлемо, как бы сильно он ни хотел этого, — а он очень хотел. Все свои надежды он возлагал на то время, когда выйдет в отставку. После этого, сказал он себе, ему будет наплевать, что начнут говорить о нем люди. Он станет самим собой, он вознаградит себя за все. Успехи Суллы при отставке будут столь ощутимы и огромны, а dignitas — настолько прочным, что его нельзя будет умалить даже последним сексуальным разгулом старика.
Но как он хотел Метробия! Впрочем, тому, наверное, уже не интересен уродливый старик. Это тоже побудило Суллу сходить посмотреть пьесы. Лучше выяснить это сейчас, чем потом, когда придет долгожданное время отставки. Лучше напитать свое ухудшающееся зрение видом любимого объекта, пока он еще в силах его видеть.
В спектаклях принимали участие несколько трупп, включая новую, которую возглавлял Метробий. Лет десять назад он перешел из трагедии в комедию. Его труппа будет играть в третий день ludi Appolinares, не раньше. Но Сулла находился там и в первый и во второй дни, посвященные мимам, и наслаждался безмерно.
С ним была Далматика, хотя она не имела права сидеть с мужчинами, как это разрешается в цирке. В театре установлена более строгая иерархия. В римском обществе не очень одобряли пьесы. Считалось, что женщины могут стать порочными, если будут сидеть рядом с мужчинами, лицезрея на сцене безнравственность и наготу. Первые два ряда сидений в полукруглой ярусной cavea предназначались для членов Сената. Следующие четырнадцать рядов — для всадников, владеющих общественной лошадью. Эту привилегию предоставил им Гай Гракх. А Сулла с огромным удовольствием отменил ее. Таким образом, всем всадникам, независимо от класса, приходилось теперь отстаивать свои места среди низших по положению. Здесь действовало право «кто пришел первым». Несколько женщин сидели на самом верхнем ряду cavea. Им было достаточно хорошо слышно, но плохо видно то, что могло их возбудить. В авторской комедии (где играл и Метробий) женщины не выступали и актеры надевали маски, но в мимах из Ателлы женские роли исполняли женщины, и никто не был в маске. Довольно часто все выходили вообще голые.
Ознакомительная версия. Доступно 60 страниц из 297
