Тото вырос в одном из немногочисленных аристократических семейств Гаити, учился в канадском университете и какое-то время служил в посольстве в Нью-Йорке. По-английски он говорил почти без акцента и, выступая перед прессой, сам переводил свои заявления на испанский и французский.
— Я принадлежу к истеблишменту по праву рождения, — любил повторять он. — Я вам не кто-нибудь, я — Констан.
Тем не менее сквозь оболочку «цивилизованного человека» проступало нечто жутковатое. Американские служащие и репортеры, имевшие с ним дело, утверждали, что Констан кокаинист (сам он это упорно отрицал). По ночам он нередко на бешеной скорости гонял по улицам на автомобиле, а его охранники высовывались из окон, размахивая автоматами.
На публике он всегда появлялся в сопровождении человека по кличке Джо-Джо, бывшего тонтон-макута, из самых отчаянных. Джо-Джо утверждал, будто его беременную жену убили сторонники Аристида и поэтому он никому пощады давать не намерен. Даже сам Констан относился к этому человеку с уважением и опаской. Он и мне говорил: «Джо-Джо не знает страха».
С помощью Джо-Джо Констан принялся насаждать отделения Фронта в каждом городе и каждой деревне острова. Новым рекрутам вместе с партийным билетом вручали автомат. Подобно макутам, новобранцы совмещали функции местной администрации и политической полиции. Они не брезговали и сами казнить своих жертв; они чувствовали себя частью или продолжением армии, жестким «силовым кулаком», по определению американской разведки. Этот «кулак» служил правительству, но вместе с тем как бы дистанцировался от него и тем самым давал возможность хунте отрицать свою причастность к расправам.
— Воля Фронта — закон, — провозгласил Констан после захвата порта. — Если мы чего-то требуем, стране придется нас поддержать.
Скальпированные лица
Все больше вооруженных отрядов бродило по стране, разыскивая сторонников изгнанного президента. Это были члены Фронта, полицейские, военные. Обычно эти убийцы прятали лица под капюшонами или даже переодевались в женское платье, как это делали прежде макуты. Они всегда были вооружены чем попало — от арматуры, топоров и мачете до М-16, «узи» и револьверов. Кроме того, они запасались и «порошками вуду», которые считались ядовитыми.
— Это просто дикие звери, — с ужасом вспоминал один из сторонников Аристида, попавший в руки такой банды. — Сначала они как бы играли со мной, тыкали в меня пистолетами и грозили убить. Потом отвели в камеру, разложили на узкой койке и принялись избивать дубинками, сменяя один другого. Я думал, что мне уже конец, и потерял сознание. А когда пришел в себя, увидел, что в камере со мной еще один заключенный, а весь пол залит нашей кровью.
В 1994 году после широкомасштабного совместного расследования, предпринятого миссией Организации американских государств и ООН, был составлен отчет. В нем, в частности, говорилось: «Эти люди, военные или члены FRAPH, действуют с крайней жестокостью. Врываются в дома, а если не застают жертву дома, набрасываются на его семью».
— Один из них схватил меня за руки и потащил на веранду, — рассказывала одна из пострадавших женщин членам правозащитной организации. — Он приказал мне лечь на пол и сказал: «Слушайся, а то башку прострелю». Потом спустил штаны, задрал на мне ночную рубашку и изнасиловал меня.
На улицах валялись неопознаваемые трупы с изуродованными лицами. Убийцы изобрели кровавый обряд «скальпирования лиц»: кожа на лице надрезалась мачете и сдиралась от уха до уха. Эта ритуальная пытка применялась даже и к мертвым, ибо, согласно местным поверьям, это навеки обрекало душу на пребывание в чистилище.
Жертв становилось все больше, и Констан все активнее выдвигался на первый план. Он частенько усаживался в ротанговое кресло во дворе родительского дома и беседовал с журналистами. В отличие от других лидеров вооруженных формирований, предпочитавших оставаться в тени, Констан желал популярности. Репортеры дневали и ночевали в его дворе, он даже распорядился снести изгороди, чтобы предоставить гостям больше места, и дарил им футболки с эмблемой FRATH.
— Было время, когда я в день раздавал больше интервью, чем любая знаменитость, — рассказывал он.
Констан с удовольствием разыгрывал из себя государственного деятеля, строго предостерегая Соединенные Штаты от попыток вмешательства, и грозил закрыть страну в знак протеста против эмбарго, наложенного на нее мировым сообществом после переворота. Он призывал к роспуску парламента, как и его Джо-Джо, который заявил, что, если парламент не разойдется добровольно, Фронт призовет народ «разделаться с депутатами». У Констана сложилась даже своеобразная формула поведения: «Лидер должен знать, как обращаться с армией и народом».
Заигрывая с прессой, Констан не забывал и о гаитянских «хунганах», то есть жрецах вуду, имеющих сильное влияние на народ. Самого себя он объявил радикальным приверженцем этой религии и проводил обряды перед храмами и на рынках. Обычно церемония проходила таким образом: Констан ложился на землю, вокруг раскладывали черепа и зажигали костры, а когда он поднимался среди пламени, толпа начинала петь по-креольски: «Тото в президенты! Без Тото Гаити не жить!»
Со своим любимым «магнумом-357» он не расставался, но уверял, что оружие ему не нужно. «Меня хранит сила вуду», — заявлял он.
Сын генерала Констана
На Гаити у каждого вождя, как правило, есть своя малоприятная семейная история, так называемый скелет в шкафу; причем иногда этих скелетов много. Констан унаследовал от отца, Жерара Эммануэля Констана, не только влияние, но и скелеты. Отец его был начальником штаба армии в середине 1960-х, при диктатуре Франсуа Дювалье по прозвищу Папа Док.
Даже после падения диктатуры генерал оставался символом старого режима. Однако вскоре после военного переворота в сентябре 1991 года, когда прежние подчиненные старого Констана вышли из армейских бараков, чтобы восстановить диктатуру Дювалье, семидесятидвухлетний генерал впал в кому и умер. На его похороны армейские офицеры, сторонники Дювалье, явились в полном составе.
— Это было потрясающе, — рассказывает Констан. — Я унаследовал влияние своего отца, его власть, его народ.
В своих записках Констан заходит совсем уже далеко: «Мое возвышение — это судьба. Сын генерала Жерара Эммануэля Констана призывает к оружию во имя Эммануэля Жерара Констана, то есть ради меня самого».
Ему не потребовалось много времени, чтобы внушить людям еще больший страх, чем они испытывали даже перед его грозным отцом. К середине 1994 года тысячи гаитян были убиты или бесследно исчезли. Какая доля этих убийств приходится на FRAPH, никто точно не знал — правозащитников из международных организаций к тому времени изгнали с острова, — однако эту группировку все единодушно считали самой свирепой. Беженцы, которым удалось добраться до Соединенных Штатов на плотах и утлых лодчонках, рассказывали, что подручные Констана, стремясь окончательно уничтожить оппозицию, развязали настоящий геноцид против собственного народа. С острова бежали уже не только противники нового режима, но даже члены самой организации Констана.
