лучше совсем уйти из фирмы. Реструктуризация ада отнимет у него много времени и сил, а если он планировал еще достаточно времени проводить с Моной… Все равно на земную работу он ходил просто от скуки. Она говорила о целях – Бальтазар сам не заметил, как у него возникли новые желания.
Весь мокрый, он вышел из душа и сначала задержался перед раковиной, чтобы расчесать волосы. Улыбнувшись своему лицу в зеркале, он весело покачал головой над парой морщинок, которые не менялись с течением веков. Впрочем, обнаружился и седой волос, которого он раньше не видел. Бальтазар подозрительно потянул себя за прядь волос и посмотрел на белоснежного выскочку.
– Безобразие, рядом с ней я не чувствую себя старым. Это уж точно, – пробормотал он и взял свою футболку.
Как только Бальтазар надел пижамные штаны, за спиной раздался тихий шорох.
– Папа?
Он с удивлением обернулся и уставился на Тиффи, которая слегка привстала в своей корзинке и вытянула к нему лапку. Ошеломленный ситуацией, он сделал два шага к стиральной машине и заглянул в большие глазки-бусинки свинки.
– Папа?
Она опять это сказала. Маленькие уши зашевелились, она открыла поросячий ротик в бесконечно милом зевке, который закончился самым прелестным чмокающим звуком со времен изобретения видео с кошками. Он осторожно поднял малышку с толстой подушки, прижал к своей груди, и она сразу прильнула к нему, довольно закрыв глаза. Потом совершенно естественным движением поймала его мизинец. Послышалось тихое причмокивание, и какое-то время он наблюдал за сосущим его палец демоном с двигающимися ушками. Тиффи быстро снова уснула и замурчала во сне.
– Папа… – шепотом повторил архидемон.
И вдруг прошедший запутанный день – нет, все последние несколько странных месяцев – оформился в одну ясную точку. Как будто множество самых разных мыслей у него в голове слилось воедино, а божественное восприятие сосредоточилось только на моменте «здесь и сейчас». Ребенок, его жена. Эта хрупкая смертная реальность казалась такой настоящей. Она была стремительной, постоянно меняющейся – он впервые принимал участие в жизни этого мира. Другие ему подобные создавали свои собственные Вселенные, ему же новый космос открылся глазами любви.
Как слащаво. Разве он однажды не захотел наконец-то понять песни о любви, которые крутят по радио? Так, значит, вот каково это. Более того, он осознал неотложность желаний Моны… и как бы ему ни было жаль: он уложил Тиффи рядом с ней, подхватил свое пальто и все же был вынужден покинуть дом до восхода солнца, вопреки своему обещанию.
Этот день плотно заслонился тучами, иногда такими черными, что Мона на какое-то время задумалась, не врет ли дисплей ее телефона. Час дня, она всегда так просыпалась, чтобы оставалось достаточно времени на собственную жизнь, прежде чем пора будет отправляться в музей.
За грязными окнами ее квартиры раскинулся поразительно тихий Оффенбах-на-Майне, полностью покрытый льдом и сверкающий под лучами изредка мелькающих автомобильных фар. С неба падали редкие заблудившиеся снежинки, они плясали в свете городских домов, словно что-то искали, и в конце концов просто таяли на асфальте. Вот уже несколько дней в канализационных стоках скапливалась грязь.
Мона сидела на подоконнике в своей спальне-гостиной, смотрела на зиму за окном и вдыхала аромат своей чайной смеси. Два вида трав она заколдовала: один, чтобы успокоить желудок, а второй, чтобы справиться с головной болью. Теперь, когда не приходилось давить на саму себя, ей стало гораздо легче. Давление ничего не изменит – она не виновата, что ее колдовские способности били мимо цели. Двадцать шесть лет она стыдилась, упрекала себя, а иногда и ненавидела за то, что ни на что не способна.
Ее однокурсники грезили о такой тесной связи со своими силами, об особой глубине, которую могла испытать только ведьма. Ничто из этого никогда не относилось к Моне. Если бы она только знала раньше. Она, конечно, ощущала связь со своей магией, однако они обе явно разговаривали на другом языке, не на том, которому хотели научить их в школе.
Опять же, как типично. В этом мире жили тысячи ручных ласковых кошек, которые без проблем могли найти приют в любом доме, а еще были травмированные, страдающие пушистики, в обращении с которыми требовались не только перчатки, но и месяцы ухода и любви, прежде чем они прекратят шипеть, просто взглянув на человека. Однако именно такого Мона выбрала в приюте для животных. Если у нее хватало терпения на такое животное, то и на себя хватит.
Бальтазар оказался прав: когда ей стало известно о причинах своих колдовских срывов, все изменилось.
– Проблема не во мне, я не виновата, – шептала она самой себе. Это не освобождало ее от необходимости нести ответственность за свою магию, но она впервые сможет обращаться с ней соответствующим образом. И наверняка она такая не одна.
Тем не менее сейчас Мона чувствовала себя ужасно одинокой. Проснувшись, она специально еще полежала в постели в надежде, что Бальтазар просто ненадолго отошел в ванную или на кухню, но даже через полчаса он не появился. Почему она сидела и ждала его, глядя в окно, Мона и сама не знала. Сил написать ему у нее сейчас не было. К счастью, Тиффи сегодня хорошо себя вела. Не попрошайничала, громко не визжала, ластилась к Моне и спокойно позволила отнести ее на кухню, где сейчас и уединилась со своей миской. Мона еще слышала ее причмокивания из другой комнаты. А может, она уже лопала полотенца или на этот раз решила попробовать посуду, но в данный момент Моне было абсолютно все равно. С этой точки зрения она действительно стала более расслабленной, научилась справляться со своими катастрофами, брать на себя ответственность, а благодаря этому опыту окреп и ее характер. Так что она давно уже не стояла на месте. Эта мысль вызвала у нее улыбку, однако краткий миг внутреннего спокойствия внезапно прервал звук открывающегося дверного замка.
Мона подпрыгнула, как резиновый мячик, когда вошел Бальтазар.
– Прости, сокровище мое, адские пробки, причем не только в сверхъестественном смысле, – со вздохом объяснил он. У него на голове, плечах и руках мерцало больше снега, чем способны были скинуть оффенбахские облака.
Она сдержала недоуменное «Эм» и лишь приподняла брови, на что он ответил ухмылкой.
– Япония. Их сейчас буквально завалило снегом.
– Ты был в Японии? – спросила Мона хриплым голосом, который еще не восстановился после ночи рыданий.
– Да. Ради этого! – демон торжественно поднял папку и бросил на кровать, чтобы снять обувь и пальто.
Мона с любопытством отставила в сторону свой
