крупнейшего камня мостовой к морскому берегу. В коляске, нагруженной баульчиками, корзинками, саквояжами, подушками, завернутыми в пледы и завязанными в ремни, сидели супруги Ивановы. Между собой и мужем Глафира Семеновна поставила две шляпные картонки одна на другую, сидела отвернувшись от него, по-прежнему была надувшись и не отвечала на его вопросы. На козлах, рядом с кучером, но спиной к нему, свесив ноги в сторону колес, помещался армянин Карапет и придерживал рукой внушительных размеров сундук супругов, тоже взгроможденный на козлы. Супруги Ивановы покидали Константинополь и ехали на пароход, отправляющийся в Одессу. По дороге попадались им носильщики в одиночку и попарно, матросы, вьючные ослы и лошади, остромордые грязные собаки.
– Прощай, Константинополь! Прощайте, константинопольские собаки! – проговорил Николай Иванович. – Кошек я здесь у вас совсем не видал, – обратился он к Карапету.
– Нельзя здесь кошкам быть, эфендим, – отвечал армянин. – Как кошки появятся – сейчас собаки их съедят.
Показалось белое каменное двухэтажное здание «Русского общества пароходства и торговли» с русской вывеской на нем. Николай Иванович опять произнес:
– Русским духом запахло. Прощай, Стамбул!
Глафира Семеновна с неудовольствием крякнула, сморщилась и закусила губу.
– Очень скоро, эфендим, дюша мой, уезжаешь, – начал Карапет. – Много хорошего места еще не видал. Не видал Принцевы острова, не видал гулянье на Сладкого Вода.
– Аминь уж теперь… Ничего не поделаешь. Вон у меня мать командирша-то скоро собралась, – был ответ.
Молчавшая до сего времени Глафира Семеновна сочла нужным огрызнуться:
– Пожалуйста, не задирайте меня. Будьте вы сами по себе, а я буду сама по себе.
– Да я и не задираю, я только с Карапетом разговариваю.
– С армянски наши купцы я тебя, дюша мой, не познакомил, а какого теплого люди есть! – сожалел Карапет.
– А для какой нужды хотели вы познакомить его с армянами, позвольте вас спросить? – опять вмешалась в разговор Глафира Семеновна. – Чтобы он до того с ними здесь пьянствовал, что я его без головы в Россию повезла бы?
– Зачем, барыня-сударыня, без голова? Карапет ой-ой как бережет свои гости!.. Позволь тебя спросить, дюша мой, мадам: надул тебя Карапет? Надул Карапет твоего муж? Карапет честного армянин! – воскликнул Карапет и на высоте козел ударил себя кулаком в грудь.
Экипаж остановился около деревянного помоста, ведущего к воде. Супруги начали выходить. Армянин соскочил с козел и рассчитывался с извозчиком. Их окружили носильщики, хватали из коляски их вещи, кричали, показывали свои нумерные бляхи. «Онинджи! Игирминджи! Докузунджу!» – выкрикивали они свои нумера, а один из них, взваливши на плечи их сундук, крикнул по-русски: «Семь, эфендим».
Оказалось, что по помосту, ведущему к пристани, вещи супругов тащили пять человек. Глафира Семеновна шла за ними. Николай Иванович и Карапет остались одни около извозчика. Карапет огляделся по сторонам, вытащил из кармана неполную полубутылку коньяку, сунул ее в руки Николая Ивановича и поспешно сказал:
– Пей, дюша мой, эфендим! Лечи своя голова!
Лицо Николая Ивановича просияло, и он воскликнул:
– Вот за это спасибо! Вот за это мерси! Ты, Карапет, единственный друг!
Он приложил горлышко бутылки ко рту и стал глотать. Армянин продолжал:
– Пей, пей! Карапет знает, Карапет понимает! У Карапет своя такого же жена была. Пей, эфендим.
Сделав несколько глотков из бутылки, Николай Иванович передал ее Карапету, который тоже приложил горлышко бутылки к своим устам, а затем уже с самыми малыми остатками содержимого отдал ее извозчику и, дернув за рукав Николая Ивановича, побежал вместе с ним догонять Глафиру Семеновну.
Нагнали они ее около лодок. Два каикджи схватили ее один за правую руку, другой за левую, и каждый тащил в свою лодку, в которых лежали пожитки супругов.
– Стой! – воскликнул Карапет, закричал что-то по-турецки, оттолкнул одного каикджи, оттолкнул другого и приказал носильщикам перенести вещи в одну лодку, что и было исполнено. – Садись, мадам, садись, эфендим! – приглашал он супругов, спрыгнув сам в лодку, и протянул им руки.
Все уселись. Носильщики протягивали пригоршни и просили бакшиш. Армянин оделил их, и лодка запрыгала по зыби Босфора, направляясь к пароходу.
Впереди виднелись суда. Высился целый лес из мачт и пароходных труб. Ближе к берегу, на первом плане разводил пары большой пароход, на который супруги взяли билеты.
Гребцы налегли на весла. Вот уже и пароход.
Лодка запрыгала около спущенного к воде трапа. Супруги взбирались по лестнице на пароход. Их принял за руки матрос и сказал по-русски:
– Первого класса билеты? Пожалуйте, ваше превосходительство, я вас проведу в каюту.
– Нет-нет, мы еще здесь на палубе побудем. А вот возьмите все наши вещи в каюту, – проговорил Николай Иванович.
– Есть, – отвечал матрос морским термином и стал принимать вещи, подаваемые с лодки.
Глафира Семеновна считала места. Из лодки на борт парохода поднимался Карапет.
– Ну, прощай, дюша мой, эфендим! Простимся хорошенько! Вот тебе от твоя деньги остатки – один серебряного меджидие и три пиастры. Это тебе на память от Константинополь будет, – говорил он. – Прощай! Простимся хорошенько.
Он обнял Николая Ивановича и поцеловал.
– Прощай, моя сердитого мадам, барыня-сударыня. Прощай, дюша мой! – продолжал Карапет, протягивая руку Глафире Семеновне.
– Прощайте, прощайте! Ах, как я рада, что я уезжаю наконец в Россию! – проговорила та и протянула ему руку.
– Ну, с Богом. Помни, эфендим, Карапет! Помни, мадам, Карапет!
– Будем помнить! – откликнулся Николай Иванович. – Спасибо тебе за все. Кланяйся сыну и дочери!
Армянин юркнул с палубы и стал спускаться по трапу на лодку.
Через минуту супруги видели, как лодка удалялась от парохода, увозя армянина.
– Эфендим! Помни Карапет! Карапет твой друг! – кричал армянин с лодки и махал феской.
Стал махать ему шапкой и Николай Иванович. Он еще продолжал стоять рядом с отвернувшейся от него супругой у борта парохода. Перед ними высилась великолепнейшая декорация в мире – вид на Константинополь с Босфора, – приводящая каждого путешественника в восторг и тысячу раз описанная. Как на блюдечке выделялась на высоте Ая-София.
– Какой вид-то, Глаша! – залюбовался на берег Николай Иванович, но не получил ответа. – Прощай, Константинополь! – продолжал он.
– Прощай, пьяный город! – в свою очередь откликнулась Глафира Семеновна, повернулась и пошла в каюту.
Поплелся вслед за ней и Николай Иванович.
Примечания
1
Капуль – мужская прическа с локонами, свисающими на лоб, по имени французского оперного певца Ж. Капуля.
2
Таможня (серб.).
3
Здесь (серб.).
4
Эй, извозчик! (серб.)
5
Семь (серб.).
6
Благодарю! (серб.)
