В противном случае гестапо бы устроило ему авиакатастрофу. Почётная и красивая смерть. Каждый из немцев мечтает так окончить свою жизнь. Кстати, мой фюрер. Где он?
– Пока отдыхает! – ответил Гитлер. – Как и мы, наш пилот набирается сил перед полётом.
– Он вызывает у меня зависть, мой фюрер! – сказал Мюллер. – Но не по этой причине мне придётся разбудить его.
– А по какой?
– Убедитесь сами, мой фюрер!
И Мюллер направился в тот отсек ангара, где спал лётчик. Ева проводила его туманным взглядом и, обернувшись к мужу, произнесла:
– Боже, как я рада, что всё позади!
Гитлер коснулся её руки и прошептал:
– Не торопи события, дорогая! Они происходят по неписаным законам человеческого бытия: желаешь одно, а происходит другое. Надо чуть-чуть потерпеть. Пока мы не на подлодке, а в Берлине. Не надо быть такой нетерпеливой. У меня есть все основания для нетерпения, Ева, но я подавляю свои чувства.
– Так чего мы задерживаемся? – чуть ли не выкрикнула Ева. – Одно твоё слово – и мы улетим.
– Поспешность излишня, моя милая и очаровательная блондинка. Не поднимай бурю в стакане, – наставительно произнёс фюрер. – Безопасность для нас прежде всего. Я не могу рисковать нашими жизнями. Дальше будет видно. Пока я не буду убеждён, что нам ничего не угрожает, мы останемся здесь даже в том случае, если перед собой увидим русских солдат.
– Надолго?
– На столько, сколько понадобится, чтобы усыпить бдительность врага. Брось волноваться, дорогая! В самую последнюю минуту мы можем улететь из Берлина, так как взлётная дорожка позволяет это сделать.
Из соседнего отсека появились Мюллер и пилот. Глаза последнего были заспанными. До слуха четы Гитлер доносились слова, что Мюллер громко говорил пилоту:
– Германия ждёт от вас подвига. В этот час, когда решается судьба рейха, фюрер рассчитывает на вас. Вы счастливчик. Фюрер призывает вас. Покажите, что вы достойны его доверия!
– Славная ночка выдалась, не так ли? Фюрер приветствует аса люфтваффе! – произнеся эти фразы, Гитлер с улыбкой пожал мужчине руку. И не удержался от вопроса: – Как спалось? Передохнули?
– Да, мой фюрер! – ответил пилот.
– Само по себе это славненько!
– Жизнь даёт вам уникальный шанс войти в историю, – сказал Мюллер. – Перед немцами вы предстанете героем, как наш отважный Отто Скорцени. Вы спасаете для нации её фюрера! Что может сравниться с этим? Подготовьте пока «шторьх» к вылету. Через полчаса мы будем на взлётно-посадочной площадке на Унтер-ден-Линден. Слава богу, там ещё горят столбы уличного освещения.
Пилот ушёл.
– Вы до конца остались со мной, Генрих! – встав с плетёного кресла и тепло обняв Мюллера, Гитлер выразил свою признательность. Ева, продолжая сидеть на месте, не проронила ни слова. Человек, сделавший всё возможное для их спасения, теперь уходил от них в далёкие горизонты неизвестности.
– Вездесущие агенты Сталина, мой фюрер, вряд ли смогут добраться до берегов Антарктиды, – сказал в ответ Мюллер. – Находясь там, Гесс сделает всё от него зависящее, чтобы над её ледяными просторами воссияла свастика национал-социализма, которая вот-вот исчезнет из памяти самодовольных европейцев. Холод темноты вам ни к чему. Кузница нашего движения теперь находится там, на Южном полюсе Земли. Вы же спокойно проведёте свою жизнь в Аргентине.
– Мне выбирать поздно! – ответил Гитлер. Он ходил от кресла к двери ангара, заложив руки за спину. – Я известен везде и не хочу попасть на скамью подсудимых.
– На скамью попадут и будут осуждены другие, – сказал Мюллер. – Вы не являетесь преступником, потому что для всего человечества вы мертвы, и на вас не распространится вердикт предстоящего трибунала.
Гитлер в знак согласия затряс головой. Ему оставалось лишь выбраться отсюда. Фюрер и Мюллер, оставляя Еву в одиночестве, решили на свой страх и риск совершить небольшую прогулку. На фоне ночного неба перед ними высилось тёмное массивное здание Имперской канцелярии. Вернее, то, что от него оставили русские снаряды. За руинами зданий, откуда доносилась артиллерийская канонада, поднимаясь к небу, виднелось зарево далёких пожарищ. Гитлер был поглощён созерцанием видами почти полностью разрушенного города, и в это время новых суток ему представлялось, что в пламени этой войны сгорают не только его мечты о мировом господстве, но и надежды на рейх, утративший в эти последние дни свой воинственный тевтонский дух.
– Никого нет, – сказал Гитлер, прислушиваясь.
– Мой фюрер! – своим обращением Мюллер отвлёк Гитлера от грустных размышлений. – Как вы могли лишний раз убедиться, мой пилот прекрасно понимает свою задачу. Он умрёт, но вывезет фюрера и Еву в надёжное место.
– Оставим это кинохронике, Генрих! – произнёс мрачный Гитлер. – Мы с самого начала в одной лодке, и я надеюсь, что у вас хватит ума не сдаться в плен, если что-то или кто-то помешает вам уйти из Берлина.
– Живым я им не дамся! – уверенно сказал Мюллер. – На моём ведомстве достаточно грехов и крови, чтобы меня не простили.
Помолчав, Гитлер добавил слова, заставившие Мюллера вздрогнуть:
– Моя вера, как вы знаете, Мюллер, в преданность соратников нашим общим идеалам превратилась в пепел. Борман, так же как и Геббельс, ненадолго задержатся в бункере. По большому счёту, если рассуждать здраво, они обречены. Плен для них исключается, они умрут. Но именно я предоставил давно лелеемую ими возможность заключить сепаратный мир со
