своего единственного наследника.
– Да расслабься ты, – смеется Хейз. – Всего лишь несколько фаланг.
Мой взгляд скользит по Оливеру, по кровавым обрубкам на правой руке, той, что касалась ее, по отметинам, оставленным раскаленным прутом, – они имитируют ее синяки, по дорожки крови на груди. Выглядит он хреново, да. Что неудивительно. Но вообще, я поил и кормил этого гаденыша, чтобы он не сдох, а в качестве антисептика лил на него спирт, зная, что боль станет еще сильнее.
Поделом ему.
Отто смотрит на Ревено, надеясь увидеть в его взгляде искру поддержки, что-то, что даст ему надежду на то, что всесильный босс как-то вытащит их отсюда.
Как и я и ожидал, когда мои глаза возвращаются к отцу Роклин, его взгляд ничего не выражает – он просто смотрит на старшего Хеншо, и тот, не выдержав, отворачивается.
Я достаю из кармана нож, подхожу к Оливеру и выкидываю лезвие. Тот тихо повизгивает, что тешит моего внутреннего демона. Пощекотав острием шею, бью его рукояткой, и говнюк оседает.
Направляюсь к Отто, перекатывая нож между пальцами и наслаждаясь тем, как сжимаются его мышцы.
Встаю перед ним.
– Несколько месяцев. Ты потратил несколько месяцев, выискивая любую деталь, которая могла бы привести тебя к одному-единственному выводу, и ты был уверен, что придешь к нему. Итак, ты планировал это.
Хеншо начинает дрожать в своей шелковой пижаме, в которой я вытащил его из постели.
– Ты ведь знаешь, о чем я говорю, не так ли, хитрый засранец?
На секунду оглядываюсь на Ревено, чтобы проследить за его реакцией, но тот верен себе – его лицо ничего не выражает.
Снова смотрю на Хеншо.
– Могу поспорить, тебе было бы интересно заключить со мной сделку, чтобы соскочить с крючка. И ты ведь, наверное, боишься, что я закатаю твоего парня в бетон?
Бросаюсь вперед и подношу лезвие к его лицу. Он отшатывается.
– Стой смирно, ублюдок, или лишишься губ, которые ты так хорошо умеешь раскатывать, – предупреждаю я, вдавливая кончик лезвия в щель между его губами.
Вены на его шее вздуваются, когда маленькие красные бусинки скатываются по подбородку. Вращаю лезвием, срезая кляп. Он задыхается, сплевывая кровь.
Все это время Райо Ревено молчит.
– Ну вот, теперь у тебя появилось право голоса, – говорю я Хеншо. – Но, честно сказать, мне не особо интересно тебя слушать. Гораздо интереснее дать тебе… – он весь трясется, и я заставляю его подождать еще немного, прежде чем сказать: – Дихлорид параквата.
Буквально за какую-то наносекунду с лица Отто Хеншо сползают все краски, оно становится прозрачно-белым. Затем его взгляд устремляется на сына, я и не сомневаюсь – сейчас он сожалеет о том, что поделился с ним кое-какими секретами. Роклин злится на отца, что тот не рассказывает ей все подробности, но, в конце концов, он делает это не просто так.
Взгляд Хеншо опускается на грязный пол под его босыми ногами, и я смотрю на Ревено. Тот вопросительно прищуривается, но, когда я подмигиваю, уголки его губ дергаются вверх.
Снова сосредотачиваюсь на засранце в пижаме. Как я и предполагал, он готов сыграть в эту игру. Все готовы, когда тебя прижимают к стенке… или, точнее сказать, когда твои конечности закованы в стальные браслеты, цепи прикручены к стене.
– Чего ты хочешь? – шепчет он, и все ждут, что он скажет дальше.
– Я хочу знать, где ты хранишь свои записи.
Его брови хмурятся.
– Какие записи?
– Про твои, эм-м, подарки недругам и друзьям.
Он отрицательно качает головой.
– Не лги, – предупреждаю я.
– Я не веду учет всего. У меня есть кое-что, но не все…
Он прерывается с резким стоном боли, когда дротик вонзается ему в яйца.
Бросив взгляд через плечо, я улыбаюсь Хейзу, развалившемуся в кресле с недоеденным сэндвичем в руке.
– Увидел это в кино. Круто, да?
Снова поворачиваюсь к Хеншо.
– Извини, что сообщаю это тебе, но мы тут поговорили с твоим сыном. Даже если бы он не сказал нам, что ты скрупулезно ведешь учет проделанной работы, я бы и так знал.
Он втягивает голову в плечи, словно хочет спрятаться от мужчины, который смотрит прямо на него.
– Не может быть, чтобы ты не цеплялся за каждую мелочь, просто на случай, если подвернется возможность для старого доброго шантажа. Но я пойду дальше и скажу тебе, что меня не интересует, что ты сделал за свою не такую уж и долгую жизнь. Мне наплевать на то, чего я не знаю. А знать я хочу только одно.
– Почему я должен тебе верить? Ты запер меня здесь! – сердито выплевывает он.
– Можешь не верить, – киваю я. – Но что тебе теперь терять, кроме своей жизни и жизни твоего сына? Как подсмотрел Хейз, твоя правая рука прекрасно справляется, утешая твою жену в твое отсутствие.
– Ага. Тело законного супружника еще не остыло, а на ней уже лежит новое, – хихикает Хейзи у меня за спиной, но я не спускаю глаз с Отто.
– Что именно ты хочешь знать? – спрашивает он, как будто у него есть право спрашивать, но, по крайней мере, он сказал что-то разумное.
– Твой основной бизнес, легальный, я имею я виду, – помогать бедным иммигрантам встать на ноги, хотя мы знаем, что им достается по полной, но меня интересуют другие дела. Насколько я слышал, и это подтвердил твой парень, вы помогаете людям исчезать – тем, у кого есть желание, и тем, у кого нет.
– Я не убиваю людей, – хмурится он.
Уголок моего рта приподнимается в ухмылке, и его глаза начинают бегать. Он ждет продолжения, но вместо этого я говорю:
– Тогда человек, которого я ищу, очень даже жив, верно? – не сводя с него взгляда, провожу языком по губе, теребя кольцо. – Чуть больше четырех лет назад к тебе пришел один чувак с женщиной. Дерьмовая женщина, которую выгнали из города за то, что она такая, какая есть. Я хочу знать, куда она делась.
– Отпусти меня, я покажу тебе свои записи, и мы сможем во всем разобраться.
– Нет, так не пойдет, – медленно я отступаю назад, мои глаза перемещаются между фигурами, и я кое-что понимаю.
– Знаешь, у меня был целый план, как все должно пройти. Что я тебе скажу, как я скажу и что я сделаю, чтобы получить ответы. На случай, если тебе интересно: все что угодно, но сегодня вечером… кое-что произошло, и все очень запутано. И вот теперь, когда я думаю об этом, все обретает смысл, – я тихо смеюсь. – Пожалуй, я больше не уверен, что ты мне нужен,
