влетаю в его руки. Он обнимает меня и, зарывшись лицом в мои влажные волосы, бормочет:
— В машину давай, живо.
Я выполняю этот приказ беспрекословно. Отодвигаюсь от Тима и намереваюсь сесть в его автомобиль, но боковым зрением улавливаю яркое пятно на другой стороне улицы — тошнотворно-розовый пиджак Полины.
Направляю голову туда как-то неосознанно.
И там, возле серебристой иномарки, я вижу Петрову с компании одного из парней, участвовавших в драке. Кажется, это и есть тот самый Мишин. Они оба смотрят в нашу с Тимуром сторону. Между нами метров тридцать-сорок, но не почувствовать, как взгляд Петровой буквально четвертует меня, невозможно. Тревога уже заполняет грудь.
— Тим, там Полина, — произношу настороженно и так же кошусь и на Тимура.
— И что? Покажи ей средний палец, — усмехается он, но не перестаёт держать ладонь на моей талии.
А я напрягаюсь всем телом. Не поворачивая головы, поглядываю в сторону, где стоят Мишин и Полина. Жду от неё любой провокации. Что она там может? Подбежать и снова вцепиться мне в волосы? Или крикнуть какую-нибудь гадость в спину? Но ничего не происходит. Розовое пятно просто исчезает из поля зрения. Это даже как-то пугает… Не в стиле Полины, так сказать.
Когда я сажусь в машину Тима, то вижу, что исчезла с парковки и та серебристая иномарка. Выдыхаю, подперев затылком подголовник пассажирского сиденья.
— Как прошла беседа с ректором? — сразу спрашивает Тимур, даже не успев закрыть за собой дверь.
Повернувшись к нему, понимаю, что не хочу ни о чём говорить. Я просто хочу прильнуть к Тиму. Поэтому придвигаюсь и прижимаюсь лбом к его плечу. Прохладные капли на ткани ветровки жгут моё лицо, а я лишь закрываю глаза.
— Ань, всё хреново, так? — Тимур вздыхает мне в волосы, а когда я так и не отвечаю, не переставая подпирать лбом его плечо, он уже нетерпеливо тормошит меня, бодая носом мою макушку. — Не молчи.
— А как ты здесь оказался? — отвечаю вопросом на вопрос.
— Вообще-то меня к себе вызывал ректор. Разве я мог ему отказать? — слышу в голосе Тима сарказм.
— Ты же прячешься?
— Я просто не хочу ехать домой. Да и к Богудонии уже привык. — А вот этих словах ни капли издевки.
— И что сказали тебе?
— Ничего нового. Объясняли, что таким поведением я позорю репутацию отца.
— Они ему позвонят?
— Понятия не имею. Даже если и так, то что? Он сильно не расстроится, — хмыкает Тим, но тут же опять становится серьёзным. — Я от тебя наконец услышу ответ или нет?
Тимур касается ладонью моего лица. Аккуратно обхватывает за подбородок и заставляет меня поднять голову. Я нехотя открываю глаза и попадаю под хмурый взгляд Тима. Неожиданно замечаю, что бритый уголок правой брови уже практически зарос. Видимо, сейчас я готова думать о чём угодно, только не о своих проблемах… Но от реальности никуда не денешься, как ни старайся.
Набираю в грудь воздуха и, грустно улыбнувшись, выдыхаю, сама не веря в то, что говорю:
— Кажется, меня отчисляют.
Глава 42. Тим
Глава 42. Тим
Швыть. Швыть.
С таким противным звуком дворники скользят по лобовому стеклу.
Швыть. Швыть.
Я морщусь. Надо заменить, или это окончательно расшатает мне нервную систему. А она и так ни к чёрту, если в этот момент я думаю о каких-то сраных дворниках.
На пассажирском сидит притихшая Аня. Да и какой ей ещё быть? Так встрять. Мне надо было не трахать Петрову в своей тачке, а придушить её и закопать где-нибудь в лесу. Тварь. Нужно было действительно заставить её ползать на коленях перед Аней. Стереть всю её штукатурку с лица о паркет. Сжимаю пальцы на руле, жалея, что сейчас в них не патлы Петровой. Оттаскал бы за них с удовольствием ещё раз.
— Только не к подъезду, — просит Аня, когда я, задумавшись, подъезжаю к тому дому, к которому привозил как-то забытые тетради.
Резко торможу, оглушая визгом шин пустой двор.
— Хочешь, я поговорю с Полиной? Припугну, — поворачиваюсь к Ане, озвучивая то, что вертелось у меня на языке с момента, как она рассказала мне о разговоре с ректором.
— Не надо, — выпрямившись на сиденье, Аня испуганно округляет глаза и вертит головой. — Лучше к ней вообще не приближаться.
А я протяжно вздыхаю. Это, конечно, не то, что я бы хотел услышать. Мне бы по душе пришёлся ответ: «Давай вместе уроем эту суку!»
Во взгляде Ани я уже вижу сожаление. Придвигаюсь к ней и беру её ладонь в свою. Она холодная и влажная. Мне приходится крепко сжать тонкие пальцы, чтобы хоть как-то попробовать согреть их.
— Ты всё сделала правильно. Дала этой дряни отпор, — говорю уверенно, глядя прямо в Анины глаза.
Она растерянно хлопает ресницами, на которых уже блестят слёзы. Потупив взгляд, Аня вижимается лбом в моё плечо.
— Словами надо было решать, а не дракой, — бормочет тихо.
По натянутому и дрожащему голосу чувствую, что она готова расплакаться. Эта девочка не привыкла стоять за себя. Тем более таким образом. Это мне понятна сила кулаков и что не всегда разговором можно добиться правды. А её всё это пугает.
Я сгребаю Аню в объятия. Лицом она прижимается к моей шее, часто и горячо дышит, и я чувствую, что её нос и щёки влажные. Значит, всё-таки расплакалась.
— Такие, как Петрова, слов не понимают. — Прикасаюсь губами ко лбу.
Провожу ладонью по длинным белокурым волосам. Всё ещё влажные от дождя, они путаются у меня в пальцах.
— Зато все её слова слушают. Она отлично сговорилась и Мишиным, Красно и этим… — Аня хлюпает носом и договаривает: — Ляпиным.
— С парнями и я могу разобраться. Заговорят другое как миленькие.
Резко отпрянув от меня, Аня поднимает голову. Покрасневшие глаза смотрят на меня уж очень сердито.
— Не вздумай. Слышишь? Я запрещаю, — произносит она строго.
Недовольно выдохнув, я откидываюсь спиной обратно на своё сиденье. Запрещает она… А я согласиться с ней должен, да?
— Аня… — начинаю я так же строго, как и она пытается разговаривать со мной, но меня сразу же перебивают:
— Тим, пожалуйста! — Аня цепляется за мою руку и с силой сжимает
