Книга Дикари - Шеридан Энн

за спиной Джованни и бросилась к нам, обходя вокруг Джованни в своем отчаянном желании уничтожить нас. Роман делает еще несколько выстрелов, без особых усилий убивая солдат, когда Маркус и Леви присоединяются к драке. Их кузены нападают на солдат со спины, и это превращается в тотальную войну, армия равномерно распределяется вокруг Джованни, как некий защитный щит.

Добраться до него невозможно, если мы сначала не уничтожим армию.

— Хватай нож, — бросает Роман через плечо, готовясь к бою всей своей жизни. — Желательно, большой.

Черт.

Я тяжело сглатываю и хватаюсь за рукоять на бедре, прежде чем вытащить длинный кинжал из ножен, и, просто чтобы быть готовой, беру пистолет в другую руку.

Выстрелы разносятся по обширным владениям, как гром, и пуля проносится мимо моего лица, а из горла вырывается пронзительный крик.

— Ты готова? — Требует Роман, когда армия приближается, а его голос перекрывает рев.

Я проглатываю свои страхи. Я пообещала Фелисити, что буду заботиться о ее ребенке, и если это то, что я должна сделать, чтобы сдержать это обещание и передать этого ребенка в безопасные объятия его отца, то именно это я и собираюсь сделать.

— Рождена готовой.

Роман усмехается, видя, что я несу чушь, но он кивает, ценя то, что я с ним, несмотря ни на что.

— Давай сделаем это.

Мы движемся вперед к армии, и Роман делает еще несколько выстрелов, легко убивая противников, прежде чем сосредоточиться на сражение. Он сразу же бросается в бой, заслоняя меня собой и прикрывая своей спиной, но вокруг слишком много людей, чтобы так продолжать.

Мои глаза расширены от ужаса, когда я смотрю, как мужчины окружают Романа, каждый с яростью бросается на него, но он стоит на своем, слишком опытный и полный силы, чего никто из них не мог ожидать. Он сверхчеловек, это единственный способ описать это.

Он приставляет свой пистолет прямо к животу одного парня и спускает курок, без труда сбивая его с ног, в то время как его другая рука выстреливает, сбивая с ног другого солдата. Мужчины падают так же быстро, как и появляются, и становится ясно, что эти солдаты, которых набрал Джованни, — ничтожества, не имеющие абсолютно никакой профессиональной подготовки. Роман был прав, жаль, что нам придется их убить, но они сами ввязались в это дело, и теперь им придется страдать от последствий.

Двое мужчин обходят Романа, и мое сердце учащенно бьется, когда они приближаются ко мне. Нервы тяжело пульсируют в моих венах. Одно дело — убить человека, который уже лежит или прикован к гребаным металлическим балкам, поддерживающим потолок, но когда они активно сражаются и, вероятно, намного сильнее меня, — это что-то новенькое.

Они надвигаются на меня, и вместо того, чтобы скулить или наложить в штаны, я принимаю деловой вид. Я могу это сделать. Я, блядь, родилась… Ну, нет. Я, конечно, не была рождена для этого, но меня немного тренировали, и у меня за плечами достаточно большой опыт, чтобы, возможно, добиться успеха.

С решимостью в жилах и яростью в груди я устремляюсь к ним и встречаю их раньше, чем они успевают добраться до меня. Мой кинжал взмывает в воздух, и я широко разворачиваюсь, боевой клич срывается с моих губ. Лезвие вонзается прямо в талию первого парня, и его глаза расширяются как блюдца, когда он смотрит на меня в недоумении. Его рука опускается к поясу как раз вовремя, чтобы поймать выливающееся из него содержимое, и я задыхаюсь от этого зрелища.

— ПОПЛАЧЕШЬ ОБ ЭТОМ ПОЗЖЕ, — ворчит Роман. — СОСРЕДОТОЧЬСЯ.

Черт.

Я моргаю, только сейчас понимая, что в моих глазах стоят слезы, и снова взмахиваю рукой, направляя кинжал на второго парня. Он уклоняется в сторону и смотрит на меня так, словно я самая мерзкая маленькая сучка, которую он когда-либо видел. Он бросается вперед, его кулаки обрушиваются на меня, и я быстро отступаю на шаг назад, поднимая вторую руку и нажимая на курок.

Моя рука отлетает назад по инерции выстрела, когда пуля летит к его голове, пролетая так чертовски быстро, что я едва замечаю момент, когда она отрывает половину его лица. Крик вырывается из моего горла, когда он падает, но я отбрасываю свой страх в сторону и иду вперед. Вокруг Романа толпится слишком много мужчин, и я отказываюсь позволить ему погибнуть, пока я прячусь за его спиной.

Мы сражаемся бок о бок, и когда у меня что-то не ладится, он наносит удар ножом, ампутируя руку или две. Мы быстро расправляемся с солдатами, и, когда Леви и Маркус прокладывают себе путь по бокам, а кузены — сзади, я вскоре начинаю видеть сквозь толпу людей.

Взрыв сотрясает землю, тела разлетаются по всей территории. Взрывная волна отбрасывает меня на задницу, и в тот момент, когда я пытаюсь подняться на ноги, тяжелый ботинок давит мне на грудь, прижимая меня к земле. Я вскрикиваю, но все теряет смысл, когда я поднимаю глаза и встречаю темный взгляд Джованни, прижимающий острие клинка к моему горлу.

Я делаю глубокий вдох, мое тело замирает, когда я смотрю в лицо чистому злу. Он ухмыляется мне сверху вниз, зная, что парни свернули бы горы, только чтобы увидеть мою улыбку, и с победоносной ухмылкой переводит свой свирепый взгляд на Романа.

— ПРЕКРАТИ ЭТО СЕЙЧАС ЖЕ, ИЛИ Я ОБОРВУ ЕЕ ЖАЛКУЮ ЖИЗНЬ. — Голос Джованни перекрывает шум битвы, и Роман резко поворачивает голову. Его глаза расширяются, и я вижу, как весь его гребаный мир проносится перед его глазами.

Мое сердце разрывается, и он, ни секунды не колеблясь, отступает от армии мужчин, бросает оружие и падает на колени перед своим отцом.

35

На поле боя воцаряется тишина.

Солдаты Джованни отходят от парней, тяжело дыша, половина из них медленно истекает кровью на земле. Они быстро собираются в центре огромной кольцевой дорожки, оставляя Маркуса и Леви гадать, что, черт возьми, происходит. Они поднимают глаза и в тот момент, когда видят, что их отец стоит надо мной с ножом, всего в одном взмахе руки от того, чтобы лишить меня жизни, они отшатываются, в их глазах вспыхивает наихудший страх.

Колено Романа оказывается рядом с моей рукой, и я протягиваю пальцы, отчаянно желая его прикосновения, а он быстро тянется вниз, беря мою руку в свою.

— С тобой все будет в порядке, — говорит он мне.

— Ну-ну, Роман, — говорит Джованни, прицыкивая на своего сына. — Что