было и что-то еще. Легче, чем страсть, нежнее, но намного опаснее.
По его шее катилась капелька черно-красной крови. Райн дотронулся до нее и лукаво усмехнулся:
– Почему я не удивлен, что это ты отворила кровь?
Я облизнула губы, пробуя на вкус оставшуюся каплю.
– Может быть, я понимаю, что ты в этом находишь.
Я говорила в шутку, и Райн рассмеялся как-то странно. Но я на самом деле выяснила, в чем притягательность. У него был такой же вкус, как и запах. Вкус всего: его крови, кожи, губ.
– Итак, – оглядела я его, – когда ты сможешь опять?
– Хм.
Он перекатился на бок, сгрузив меня на пол. Усмехнулся, дотронулся носом до моего носа, погладил мое бедро.
– Одна ночь. Я не потрачу напрасно ни секунды. У меня еще целый список экспериментов, ты же помнишь.
Список, подумала я, когда он снова страстно поцеловал меня. Мои руки обвили его шею, и я снова вся утонула в нем.
Список. Список экспериментов.
Самые прекрасные слова в этом богиней забытом мире.
Глава сорок пятая
Мы едва прошли этот список до половины.
Задача была непосильной. Каждый раз, как я получала Райна, я обнаруживала в нем еще что-то новое и манящее. Нечто противоположное удовлетворению. С каждым оргазмом я желала его больше. К тому времени, как мы заползли в постель от изнеможения, у меня возникло еще столько фантазий, что не управиться за одну ночь.
И все же, когда я в его руках стала отплывать в сон, я поняла, что ничего не имею против. И когда я лежала у него под боком и разглядывала, как тяжело упали его ресницы и как ровно его сонное дыхание, я подумала: «Оно того стоило – видеть его таким».
Матерь. Я надеялась, он не представляет себе, как зачаровал меня.
Райн открыл глаза. Как только его взгляд упал на меня, улыбка тотчас затеплилась у него на губах, словно от облегчения, что все это не было сном.
– Только не говори мне, что пора идти.
– Еще есть несколько часов.
Он потянулся.
– Прекрасно. Прямо сейчас я не готов к смерти. Когда полюбуюсь тобой еще разок, тогда может быть.
К смерти.
Дыра внутри, которую я так отчаянно старалась не замечать, увеличилась.
До того я могла загнать все эти неприятные мысли под наше общее с ним бездумное телесное наслаждение. Но когда я смотрела на него спящего, оставшись одна, эти страхи проникли в окружающую тишину.
Мы шутили о смерти, потому что иначе никак. Но она не была шуткой. Она была настоящей, и она шла забрать нас. От мысли, что смерть может подобраться к Райну, мне становилось плохо.
Мы очень долго избегали обсуждать прошлое. Ни одному из нас не стоило слишком много узнавать о другом. Чем меньше мы знаем, тем легче будет отсечь другого из своей жизни одним выверенным ударом, как будто вырезать раковую опухоль.
Но в это мгновение я с ужасом поняла, что никогда не смогу вырезать Райна из своего сердца. Он врос туда слишком глубоко. Пустил корни сквозь камень.
И когда я смотрела, как он спит, перед моими глазами проплывало лицо Иланы, и я ничего не могла с этим поделать. У нее я тоже многого не успела спросить. А когда она погибла, мне пришлось оставаться с разрозненными осколками ее жизни, потому что ничего иного у меня не было.
От Райна мне хотелось большего. Еще тела. И еще души.
– Ты говорил, тебе нужно о многих заботиться, – тихо сказала я.
У Райна пропала улыбка.
– Говорил.
– О ком?
– Я бы предпочел секс, а не этот разговор. Принцесса, я рад, что твои постельные беседы так же приятны, как твои разговоры с больным.
Я неловко улыбнулась, слегка смутившись. Но его пальцы погладили мне щеку, показывая, что он меня понял. И может быть, чувствовал нечто похожее – это мазохистское стремление вырезать и отдать друг другу кусочек своего сердца, потому что он спросил:
– Тебе короткий ответ? Или длинный?
– Длинный, – сказала я и не стала добавлять: «Хочу как можно дольше слушать, как ты говоришь».
Райн отвернулся, помолчал, словно собираясь с духом.
– Тот, кто меня обратил, – сказал он, – был очень влиятельной персоной. В человеческой жизни я работал стражником и однажды нанялся охранять торговый корабль, идущий из Пачная в Тариму. Наше корыто было слишком маленьким для такого долгого путешествия. Мы попали в шторм, и он выбросил нас к берегам Дома Ночи. Затащил на Крюк Ниаксии.
Я знала это название – так назывался небольшой скалистый выступ у южных берегов Дома Ночи. Течения там были сильные, и хотя я никогда его не видела, но слыхала, что там повсюду вокруг остатки разбитых кораблей.
– Когда это случилось, я не представлял, где мы. Корабль сбился с курса. Было темно. Большинство погибли. Да и я был на волосок от смерти. Еле вытащил себя на берег.
Его глаза невидяще уставились вперед, не на стену, но в прошлое.
– Просто удача, – сказал он. – Меня спасла удача. Спасла или стала моим проклятием. Когда я его нашел, я был уже почти мертв. Я уже тогда часто видел смерть, но когда она дышит тебе в затылок – это по-другому. Когда он спросил меня, хочу ли я жить… что тут скажешь? Мне было тридцать два года. Конечно, я, пропади все пропадом, хотел жить! У меня была… У меня была жизнь.
В этой фразе сквозила тоска. Я почувствовала ее и в своем сердце.
«У меня была жизнь».
– Семья? – прошептала я.
– Жена. Ждали ребенка. Впереди – будущее, ради которого стоит жить. Ради этого будущего я был готов на все.
Он произнес это с такой горькой обидой, будто ненавидел себя прежнего за такие мысли.
Думал ли он о той своей другой жизни так же часто, как думала о другой своей жизни я?
– Поэтому я согласился. Думал, он меня спасает. Я променял свою сломленную человеческую натуру на бессмертие. По крайней мере, я так считал. Но потом… – У него дернулся кадык. – Он не разрешил мне уйти.
– Не разрешил?..
– Поначалу из-за того, что я болел. Обращение – это… Орайя, молюсь всем богам, чтобы ты этого никогда не узнала. Честно. Я изо всех сил старался жить, но чтобы выцарапать мою новую личность из старой, потребовались недели. Месяцы. Но после этого я понял…
Он с трудом проглотил слова. Я положила ладонь на его обнаженную грудь в безмолвной поддержке, и его рука опустилась
