подготовки ответа, и его отвезли обратно в Тауэр. В тот же вечер он написал нежное письмо своей жене и деловое послание верному другу графу Ормонду в Ирландию. В обоих письмах использовал одну и ту же фразу: «ничего серьезного». Так он оценивал выдвинутые против него обвинения и благодарил за все Бога. По его мнению, палата общин не нашла в его деле доказательств государственной измены, и он надеялся на свое оправдание.
В то время как Страффорд, сидя в Тауэре, с оптимизмом смотрел в будущее, анализируя пункты обвинения, Пим с трудом отражал атаки на епископат в палате общин. Принимавший в дебатах об управлении церковью Джордж Дигби решительно поддержал Трехгодичный билль, который ждал подписи короля. Частые созывы парламента должны были предотвратить злоупотребления в церкви. Вопрос о церкви был передан в комитет, где экстремисты яростно продолжали критиковать епископат, но при этом не мешали работе палаты общин. Чтобы поддержать дружеские отношения с шотландцами, но при этом не начиная преобразований в церкви, которых они ожидали, на содержание их армии было направлено 300 тысяч фунтов, за эту сумму проголосовал парламент. Во время прений по этому вопросу депутат от Гримсби Джервас Хоулс, политические взгляды которого были противоположны взглядам его кузена Дензила, резко высказался о шотландском восстании, за что спикер Лентхолл лишил его права выступать до конца сессии парламента. Еще один роялист тактично промолчал, и союз шотландцев и палаты общин был подтвержден.
К этому времени Эдуард Хайд и его комитет подготовили обвинительный акт против судей, которые поддержали «корабельные деньги», и 12 февраля было оглашено первое из пяти обвинений. Сэр Роберт Беркли, председатель Суда Королевской скамьи, был вызван в палату общин, и он был вынужден подчиниться. Четыре дня спустя король, убедившись, что палата общин не проголосует за выделение денег английской армии, пока он не подпишет Трехгодичный билль, согласился это сделать. Обе палаты принялись обсуждать, уместно ли отметить эту триумфальную победу колокольным звоном и праздничными кострами. Однако король во взвешенной речи напомнил им, что они за три месяца разобрали его правительство на части подобно часам, которые нуждаются в ремонте. Он предположил, что пришло время заново собрать часы и заставить их идти. Кредиты, великодушно выделенные городом шотландцам, – хорошее дело, но как быть с его доходами, с законными нуждами государства?
Напомнив им об этом, он покинул их; но теперь дело шло стремительно к суду над Страффордом. В конце месяца он появился еще раз в палате лордов, чтобы представить свой официальный ответ на выдвинутые обвинения. Король предупредил, что желал бы присутствовать, но он хотел не просто посетить палату лордов; он прибыл заранее, до того, как привезли Страффорда, и успел поговорить с ним в течение нескольких минут до начала слушания. Король не выглядел равнодушным, он дружески приветствовал заключенного. Его поведение могло быть преднамеренным, возможно, у него была предварительная договоренность со Страффордом. Он хотел показать – и полагал, что это будет безопасно, – что удовлетворен тем, как министр опровергает все обвинения. Поскольку это было предварительное заседание, предшествовавшее суду, открытая демонстрация королем предопределенности в решении дела была очень плохо воспринята парламентом. Но это не было его ошибкой, потому что было важно показать, что король, которому служил Страффорд, видимо, не сомневался в его способности оправдаться во всем том, в чем его обвиняли.
Пока Пим разработал только предварительную стратегию предстоявшей схватки. Много исков было предъявлено, многие дожидались своего времени быть предъявленными, и многие уже начали рассматривать. Подрыв королевской власти, упразднение прерогативных судов, импичмент судей – наступление разворачивалось, но еще было далеко от завершения. Пока король дал свое согласие только на Трехгодичный билль, а другие намечаемые институциональные перемены могли и не состояться. Успех широкого наступления зависел от способности Пима сохранить доверие общества и обеспечить поддержку парламента, не последнюю роль могла сыграть и неспособность короля защитить свою позицию. Если Страффорд вдруг переспорит и нанесет поражение своим обвинителям, то сможет обратить ситуацию в пользу короля, и надежды, что так и будет, были вполне обоснованы. Главной заботой Пима было поддерживать добрые отношения между палатой общин и ковенантерами. Для того чтобы наступательные действия против Страффорда были успешными, необходимо было представить дело так, будто шотландские войны были неспровоцированными и неоправданными. К сожалению, совершенно не ко времени был опубликован и стал достоянием общественности меморандум, составленный Хендерсоном, о реформе англиканской церкви. Ковенантеры теперь выступали как агрессоры, намеревавшиеся распространить свои правила богослужения на Англию, и буря, которой так опасался Пим, таки разразилась в палате общин. Честные церковные деятели и англичане-патриоты яростно обрушились на шотландцев, и Пиму с большим трудом удалось еще раз временно разрядить напряженную ситуацию.
Тем временем король официально объявил о помолвке своей дочери с сыном принца Оранского, дипломатически представив это как изменение во внешней политике страны. Главной целью этого договора, как сообщил он об этом в палате лордов, было помочь его дорогой сестре королеве Богемии и ее детям-сиротам. Новый союз был, несомненно, протестантским, и это был шаг вперед по сравнению с испанским прошлым. Но королю не удалось убедить общество, что все это было сделано ради блага его сестры, потому что его племянник курфюрст Пфальцский отказался принять эту уловку. Он пренебрег посланием короля, запрещавшим его поездку, и прибыл в Англию 2 марта. Дядя и тетя приняли юношу в полном замешательстве, а он с намеренным неуважением к ним дал им понять, что приехал за своей обещанной ему невестой принцессой Марией, и попутно сообщил, что намерен обратиться к парламенту за помощью, которую его дядя ему так и не предоставил.
Романтическая популярность его матери наполнила сердца лондонцев чувством симпатии к молодому немецкому принцу, однако он не обладал качествами, которые вызывают доверие. В противном случае он не только вызвал бы раздражение у дяди, но и мог представлять для него явную угрозу. В действительности он не добился ничего особенного после своего драматического приезда, за исключением лишь настойчивого, но напрасного требования включить особым пунктом в брачный договор, в ответ на его отказ от невесты, обещание финансовой помощи и предоставления ему одной из крепостей в Голландии. Не добившись этого, он остался нежеланным и дорогим гостем в Уайтхолле.
Три недели спустя, 22 марта 1641 г., в Вестминстер-Холл после прибытия курфюрста Пфальцского начался суд над Страффордом.
Глава 5. Конец Страффорда. Март-май 1641
Устранение Страффорда было ключевым моментом в политической стратегии Джона Пима. Успех его нападок на политику короля и стабильность его достижений в
