молодой государь отчаянно цеплялся за жизнь. Ему вывернули руки за спину и поставили на колени.
– Изменники, воры! Что творите, безумные! Отведите меня на Лобное место, поставьте пред очи православного люда и священства, и они решат, чему быти, – кричал Димитрий.
– Кто ты таков, чтобы мы слушались слов твоих!? Упроси своих ляхов, чтоб спасли табя! – с издёвкой отвечали ему холопы Шуйских и Голицыных.
– Есть ли средь вас хоть един православный христьянин!? Пусть позовет и приведет сюда мою матушку! Дайте хоть с ней увидеться пред смертию! – в отчаянии просил Димитрий со слезами на глазах.
– Инокиня Марфа, отреклася и не признает табя сыном своим! – выкрикнул Василий Голицын, отнимая у государя последнюю надежду на спасение.
Слова Голицына положили конец колебаниям. Новгородцы содрали с поверженного царя платье, оставив его в исподнем. Полностью оттеснив стрельцов и немногих москвичей, прибежавших сюда, около сотни заговорщиков окружили Димитрия плотным кольцом. Одни осыпали его ударами по голове и спине. Другие, измываясь над ним, выкрикивали:
– «Кто ты такой, сукин сын!? Таких царей у меня хватает дома на конюшне!»
* * *
Вот как описывает ту страшную и трагическую ситуацию отечественный историк советского времени Р. Г. Скрынников:
«Василий Голицын не мог отказать себе в удовольствии наблюдать за расправой над самозванцем. Василий Шуйский вёл себя осторожнее. Он понимал, сколь изменчиво настроение народа, и остался за пределами дворца. Разъезжая по площади перед Красным крыльцом, боярин призывал чернь „потешиться“ над вором. Предосторожность Шуйского не была лишней. Даже такие противники Лжедмитрия, как И. Масса, признавали, что самозванец, если бы ему удалось укрыться в толпе, был бы спасён, ибо „народ истребил бы всех вельмож и заговорщиков“. Не ведая о заговоре, многие москвичи полагали, что поляки вознамерились умертвить царя, и бросились в Кремль спасать его.
Толпа москвичей продолжала расти, и заговорщики, опасаясь вмешательства народа, решили покончить с самозванцем. После переворота много говорили о том, что первый удар Лжедмитрию нанёс то ли дворянин Иван Воейков, то ли сын боярский Григорий Валуев»[90].
* * *
На повторную просьбу Димитрия привести его на Лобное место, дозволить говорить с народом и испросить последнего духовного благословения московский купец Мыльников закричал:
– «Нечего давать еретикам оправдывать ся, вот я дам тебе благословение».
С этими словами он изо всех сил ударил Димитрия палкой по голове. Царь лишился чувств и упал. Тогда Воейков и выстрелил из своей пищали-ручницы в сердце молодому государю[91]. Заговорщики спешили довершить дело. Они продолжали колоть, рубить и расстреливать Димитрия, распростёртого на полу, даже после того, как он перестал подавать признаки жизни.
А московский люд ещё шумел на Соборной площади, хотя стрельцы и разбежались по своим домам. Страшась народного гнева, бояре объявили с Красного крыльца, будто «вор сам повинился в том, что он не истинный Димитрий, а расстрига Григорий Отрепьев». Люди опешили. Гробовая тишина воцарилась на площади. Затем обнажённый труп царя выбросили из палат на улицу и сразу поволокли к обители, где жила инокиня Марфа. Монахиню силой вытолкали на крыльцо. Обезображенное тело Димитрия предъявили его матери.
– Узнаешь ли сына свово? – осклабившись, пьяным и сиплым фальцетом спросил её Василий Голицын пред скопищем вооружённых до зубов, хмельных новгородцев и вооружённых холопов.
– Об том надобно было спрашивать, когда жив он был. А ныне он уже не мой, – с достоинством отвечала инокиня и, утирая слёзы, удалилась с крыльца в свою келью.
* * *
Тайна беззакония вновь воплотилась в ходе антигосударственного боярского заговора и мятежа. Вслед за тем прах убиенного русского царя-мученика был предан поруганию… Завершая настоящий труд, зададимся вопросом: «Мог ли действительно иметь место, изложенный ход событий?». И, несмотря на предсказуемый ответ «осведомлённых специалистов» – «исследователей» этого вопроса: «Де, такого не могло быть, потому, что не могло быть никогда!», ответим: «Никогда не говори: „Никогда“!»
В тот же день на Красной площади близ Лобного места, откуда недавно были убраны обезображенные тела царя Димитрия и Петра Басманова, бояре и их челядь выкрикнули Шуйского на царство. Так воплотилась в жизнь вековая мечта русской правящей элиты устранить самодержавие и разделить власть с царём. Наконец-то князья и боярство дорвались до власти. Им предстояло теперь управлять государством в лице своего ставленника и, попущением Божиим, оправдать в глазах общества и народа, возложенную на них власть и пролитую невинную кровь…
Как же они справились с вверенной им властью? Для ответа на этот вопрос достаточно напомнить хотя бы одно: не прошло и нескольких месяцев, как новое повстанческое войско казаков, крестьян и холопов во главе с атаманом Бодыриным и «царевичем» Петром двинулось с волжских берегов на Москву. А в южных и юго-восточных уездах России началось широкомасштабное восстание под руководством казачьего предводителя Ивана Болотникова… Кратковременное правление царя Димитрия в России не только не разрушило веру народа в «доброго царя», но способствовало ещё более широкому распространению в народе подобных взглядов и надежд.
После переворота Василий Шуйский щедро наградил своих сообщников. Так торговых людей Мыльниковых пожаловал столичным двором одного из ближайших сподвижников убиенного царя.
За рубежом говорили, что в дни переворота в Москве погибло более 2 тысяч человек. Несколько поляков – очевидцев мятежа московской знати составили именные списки убитых. Сопоставление этих списков позволяет установить, что жертвами стали 20 шляхтичей, близких ко двору молодого царя и около 400 сот их слуг и челядинцев. Те же цифры назвали в письмах из Москвы иезуиты из окружения убиенного государя. Кроме того, в схватках с москвичами погибло ещё несколько сот наёмных солдат из польских рот. Скорее всего, и потери москвичей, дравшихся против поляков, приблизительно равнялись тысячи человек.
Узнав о событиях в Москве и о провале своих планов и надежд, связанных с Москвой вожди заговорщиков-рокошан Николай Зебжидовский, Ян Щасный Гербурт, Станислав Стадницкий и виночерпий Литвы Януш Радзивилл в мае 1606 года призвали польско-литовскую шляхту к открытому восстанию против короля. Но время было упущено, восстание было подавлено…
Уже в начале XX века были обнаружены документы о заупокойных вкладах, сделанных около 1606–1610 года инокиней Марфой (вдовой царицей Марией Нагой) по своему сыну Димитрию. Но и в том же 1606 году царевич Димитрий был канонизирован. Отныне всякий, кто выдавал себя за него, становился святотатцем. Впрочем, это не остановило самозванцев. Останки же убиенного государя были сожжены сподвижниками Шуйского и захоронены на кладбище близ подмосковного села Нижние Котлы.
Судьба и конец Григория Отрепьева скрыты в недрах истории. Тогда след Отрепьева и его соратников, вероятно, затерялся где-то южнее Воронежа –
