в коробке. Все в порядке, это лишь сон.
***
Облокотившись на стиральную машину в прачечной закрываю глаза. В чем дело? Что за ужасная музыка? Как же громко она играет! Черт! Моя голова! Круговорот мелькающих картин затуманил разум и только руки сжимающие тонкую шею вижу перед собой. Темнота…
***
— Зачем пришла сюда?!
— А разве не имею право?
— Ты мерзкая преступница!
— Не смей меня так называть!
— Ты убила его! Он единственное, что у меня осталось! Умри!
Водоворот картин сменялся смазанными кадрами. Боль отдалась в груди чужим отголоском. Как это странно… Не моя, но больно до безумия. Крики о помощи, но не мои. Перед глазами лишь руки, сжимающие тонкую шею. Опять… Темнота…
***
— Хватит… пожалуйста… хватит… — сжимая цепочку молю прекратить, — Я больше не могу…
— Ты можешь выйти, но сделать это должна сама, — где-то вдали слышу голос.
— Пожалуйста… помогите…
— Оливия, я не могу войти, но ты можешь выйти сама. Просто попытайся.
— Не могу… я не могу… мне так больно…
По щекам катятся слезы, я поняла, что наконец-то вернулась в реальность, но от опаляющей боли внутри не могу пошевелиться. Мне так сильно больно, что страшно открыть глаза и увидеть пустоту и одиночество. Ненависть и жестокость по отношению ко мне. Оба мира ненавидят меня и возможно тому есть причина, только так и не смогла понять какая. Открыв наконец глаза, смотрю пустым взглядом на угасающую свечу не желая подниматься и покидать это место.
— Оливия, тебе необходимо выйти, иначе это продолжится, — Серафим за дверью нервничает, это слышно по голосу.
— Я не хочу выходить… что мне там делать?
— Ты разрушаешь свою душу! Тебе нужно выйти оттуда!
— Но я не хочу…
— Ты не имеешь права быть столь эгоистичной!
— Я хочу умереть…
— Весь мир может из-за тебя исчезнуть!
— А мне плевать… я не нужна этому миру, — всхлипнув смотрю на погасшую свечу.
— Ты себя сейчас жалеешь, но что делать тем у кого нет и такого выбора?
— Я никому не нужна, так зачем мне думать о них?
— Твоя семья тоже сотрется с лица земли, — задерживаю дыхание на несколько секунд.
— Я им даже не родная…
— Ты снова запускаешь процесс, ты не выдержишь Оливия!
Не хочу проходить тоже, что испытала ранее, но встать на ноги оказалось очень сложно. Пнув ногой в стену дверь скрипнув отворилась. Голоса стали четче, а воздух вихрем ворвался в страшный шкаф. Кто-то потянул мои лодыжки вытащив на свет. Через мгновение, меня уносили на руках из этого мрачного храма. Моя жизнь больше не будет прежней. Весь мир против меня. Чем же заслужила столько ненависти и презрения?
Меня оставили лежать на постели с мыслями, которые приносят одну лишь боль. Уставившись в потолок догадываюсь, что мои попытки суецида были связаны не с одним случаем, а с целой жизнью. Выбросить как мусор… Просто, потому что не было крыльев? Неужели ребенок заслужил такую участь? Не подхожу небу? Кому же тогда подхожу? Слезы скатываются на подушку оставаясь мокрыми пятнами на белой ткани. Эти слезы не похожи на те, что проливались на земле, это чистейшая боль и осознание собственной ненужности. Оба мира пренебрегали мной, а теперь я им нужна? Какая ирония…
— Оливия, шесть часов лежишь неподвижно, тебе стоит поесть, — не реагирую на женский голос. Может она одна из тех кто выкинул меня отсюда?
— Я просил не беспокоить её, — к женскому, добавился голос Серафима.
— Другие восстанавливаются не более чем за два часа, — не очень довольно проскрипела ангелиха.
— Вот именно, другие. Не входите сюда.
— Конечно, — испарилась женщина.
— Тебя никто не побеспокоит Оливия.
Постояв какое-то время у моей кровати, Серафим ушел.
Время шло. Боль угасала превращаясь во, что-то хроническое, ноя где-то глубоко внутри меня. Отлежав один бок перевернулась на другой, затем на спину, после на живот. Время суток не менялось, словно вовсе замерло. Как и моя жизнь.
— Еда на столе, — зазвучал женский голос.
— Могу я вернуться на землю? — Принимаю сидячее положение.
— Что?
— Мне нужно вернуться.
— Зачем? То есть, что делать тебе на земле?
— А здесь? Что делать мне здесь?
— Ты рождена на небе как можешь задавать такой вопрос?
— И кому я здесь была нужна?
— Не понимаю чего ты хочешь?
— Твоего лица я не видела, — внимательно осматриваю её.
— Где не видела?
— В тех странных воспоминаниях.
— О том, что скрыто священным ангелом не стоит говорить со всеми подряд.
— А мне плевать если вам не понравится то, что я скажу. Можете изгнать меня за это.
— Ты не понимаешь, что значит быть изгнанным.
— Да ладно? Может и тебя судьба попинала из одного места в другое? Может с неба вышвырнули как ненужную вещь?
— Нет. Меня никто не вышвыривал, но и не сражался за меня.
— Так и за меня не сражаются, скорее готовы передарить, ещё и даром.
— Тогда отчего наш Серафим скрывает тебя даже от собственных братьев?
— Не от большой любви уверяю. Чистой воды корысть.
— Ты засветилась и теперь нужна всем.
— Всем? Какое абстрактное понятие, пх.
— Не важно, только не попади в обитель зла.
— Опузыреть, а Серафим ваш настаивал, что дьявола нет в этом мире.
— Дьявола?
— Ага.
— Падшие ангелы, они же темные, страшнее прочего зла во всей вселенной.
— Жуть как страшно, хах. Я не хочу есть. Унеси.
— Я не прислуживаю тебе, — разозлилась девушка.
— А что ты делаешь?
Забрав молча поднос, обиженная, она ушла из спальни. Катитесь к чертям собачьим. Неужели они рассчитывают на понимание и уважение с моей стороны к этим омерзительным существам? Когда меня выкидывали отсюда, сомневаюсь, что кто-то думал о моих чувствах. Извиняюсь господа, но я не ангел!
Глава 33
Слушая ветер улавливаю каждый шорох вокруг. Не открывая глаз чувствую умиротворение всем сердцем и телом. И приближение шагов.
— Ближе не подходи.
— Твоя медитация продолжается семнадцать часов, Оливия.
— И?
— Есть кое-кто, кто сможет нам помочь.
— Нам?
— Да.
— А может тебе?
— Это твое тело разрушается.
— Это ты не сможешь спалить весь ангельский мир, — и это большее, что я сказала ему за последнее время.
— Ты ошибаешься. И я не желаю спалить ангельский мир.
— Думаю время пришло поговорить, — встаю перед ним в полный рост открыв глаза.
— Оливия.
— Я знаю, что они практически выгорели.
— Они не просто выгорают, половина зрачка серая, другая пока черная и белые точки в самом центре. Нам нужно поторопиться.
— Иначе не успеешь вынуть
