Кузьма, напуганный вторжением МУРа и лихим шмоном, проведенным на даче, пытался отговорить Хозяина от столь рискованной затеи, напоминая о волчьем нюхе Турецкого, но «важняк» находился далеко, в Гармише, а остальные были укрощены гневом Президента.
— Другого такого случая у нас не будет! — рассуждал он. — Сделаем аппарат и махнем на Майами. Поживем там месяц, пока «игрушку» скопируют, и, если тут шума не будет, вернемся.
— А Людочка? — спросил охранник.
— Я уже с ней договорился. Там и брак зарегистрируем. Проведем медовый месяц. Ты себе подыщешь крутую негритяночку и разомнешь свои старые члены. А на это время пришлем сюда ребятишек, пусть они расчистят поле для гольфа, уберут урода Турецкого, Грязнова, его племянника, отправим их на инвалидность, припугнем остальных, всех, кто был замешан в этом наглом вторжении. Никому не прощу. Все равно наступает лето, время отпусков, а с делами Санин один управится. Прибавлю ему процентик, это несколько миллионов, он землю будет рыть. Без аппарата в Америке появляться не могу. Раструбил всем, Билли уже губы раскатал, у него врагов тоже хватает, а я вдруг обосранный приеду. Такого со Станкевичем еще не бывало. И не будет!
— А что потом с Басовым-Володиным? — спросил Кузьма.
Геннадий Генрихович помолчал.
— Посмотрим. Нам главное — его сломать. Если сделает аппарат, то будет замаран. Думаю, он либо сам покончит с собой, как Тюменин, а если выдержит, то станет на нас работать, никуда не денется. Меня тоже больше всего Турецкий беспокоит. Фанатик истины. Он крепкий орешек. Я уже звонил Фомину. Но тот сам мандражирует. Его неожиданно вознамерились куда-то перевести, даже с повышением, а Антитеррористический центр слить с МВД, словом, обычная чехарда. Мне только непонятно, почему Белов стал играть в эти игры. Накануне того шмона Турецкий с генеральным были у Белова. Зачем, что они решали? Потом, правда, этого вшивого следователя услали в Гармиш. Мне доложили, что американцы прислали письмо с предложением сделать Турецкого заместителем Реддвея. Я надеюсь, что это и явилось темой обсуждения. Такой поворот событий был бы нам на руку. Вот там, на Западе, мы бы его крепко заарканили. — Геннадий Генрихович ядовито усмехнулся. — Девочки там что надо, а он слабак в этом отношении.
Станкевич налил себе мартини. Кузьма с завистью посмотрел на него. Хозяин помедлил и налил ему полстакана.
— Ладно, расслабься! — сказал Геннадий Генрихович. — А то и тебе нервотрепки хватило через край. Но больше ни-ни!
Турецкий сидел в кабинете Меркулова, выслушивая все неприятные новости, свалившиеся на прокуратуру после неудачного шмона на даче Станкевича. Бывший помощник пожаловался Президенту, а тот, вызвав к себе Белова и генерального прокурора, в категорической форме запретил подобные акции, не став даже выслушивать аргументы двух сановных лиц. Президент сказал: есть факты, пожалуйста, подписывайте ордер на арест, на обыск, на что угодно. Нет — соблюдайте законность, которую они же по своему положению призваны защищать.
— Я сам ездил извиняться, и Дениса, естественно, снял с поста номер один, — закончил Костя.
— Но Басов там, у него, я же чувствую! — восстал Турецкий.
— Знаешь, Саша, ты же не институтка, чтобы кричать о том, что ты чувствуешь! Извини, что напоминаю о прописных истинах. Вот привезут Нортона, он даст показания, тогда я первый подпишу ордер на арест и обыск. А сейчас за эту инициативу нам с тобой не только по шапке дадут, но и самих в Лефортово отправят. А у меня два инфаркта уже было. — И словно в доказательство Костя вытащил пузырек с таблетками и проглотил две штуки.
Турецкий молчал. Окрик Президента так на всех подействовал, что никто и продолжать расследование по делу Шелиша не хотел. Генеральный еще не знает, что строптивец вернулся, иначе непременно вызвал бы его на душеспасительную беседу.
— Розыск Басова объявили?
— Нет, — ответил Костя. — Две недели истечет, если не появится, тогда и объявят. Ты законы знаешь. Сейчас же есть его записка. Почерк дядя признал. Какие вопросы?
— А что с записью разговора Санина и Станкевича?
— Генеральный упрятал ее далеко в сейф. Сказал: пусть полежит до лучших времен.
— Лучше бы я в Гармише остался, — вздохнув, пробормотал Турецкий.
— А я тебя отзывал?! — возмутился Меркулов. — Учти, если Скопин не доставит Нортона, тебе крышка. Генеральный уж тогда на тебе отыграется!
Турецкий вернулся к себе в кабинет, позвонил Грязнову, попросил срочно приехать, но тот, услышав голос старого друга, вдруг замялся, сослался на дела.
— Может быть, ты приедешь? — попросил Вячеслав Иванович. — У меня срочный отчет, я сижу как проклятый.
Одна Лара ходила сияющая, как утреннее солнце. Александр Борисович привез ей модную на Западе прозрачную косметичку с набором губной помады и теней разных оттенков — такую же купил и для жены, — и она была счастлива до изнеможения, не зная, как и чем обласкать своего шефа.
Турецкий поехал в МУР, к Грязнову. Уже по телефонному разговору он понял, что у полковника положение в конторе снова напряженное. Так оно и оказалось. Высшее начальство, почувствовав перемену ветра, быстренько вызвало его на ковер и врезало ему по первое число, запретив вообще появляться на Большой Дмитровке, а тем более якшаться с Турецким и участвовать в его авантюрах. Замминистра, присутствовавший при разговоре, даже бросил язвительную фразу о том, что они там только пьянствуют да готовят сомнительные операции. А между тем показатели по раскрываемости преступлений за то время, что Вячеслав Иванович руководит МУРом, резко упали, с дисциплиной вообще черт-те что, люди на работу вовремя не являются, документация не ведется. Разнос длился около часа. Полковник, как первоклашка, переминался с ноги на ногу.
На следующий день из канцелярии позвонили доброхоты и по секрету сообщили Грязнову, что заготовлен приказ о его снятии и он на подписи у министра. Рассказывая все это, Славка был расстроен, но внешне держался бодрячком.
— А пошли они все! Пойду снова к Денису! Ты, кстати, знаешь, что он женится?
— Когда?
— Свадьба в эту субботу, между прочим! Ты тоже приглашен. С женой или как хочешь. Дениска несколько раз повторил: если дядя Саша приедет, пусть обязательно придет. Пойдем напьемся с горя! — обрадовался Славка.
— Не знаю. Не до свадеб тут.
— А мне нельзя. Как-никак, будущий мой начальник, а начальство надо уважать, — нахмурился Грязнов. — Только не знаю, какой подарок купить. Может, кухонный комбайн? Ну тот, что посуду моет, картошку чистит. Давай вдвоем скинемся?
— Ты мне трех человечков дашь?
— Зачем? — насторожился Грязнов и, взглянув на Турецкого, замахал руками. — И не думай! О дочери, о жене вспомни! Ведь одним административным взысканием и снятием с должности не отделаешься. Твой генеральный на тебя давно когти точит. Кстати, тут уже болтают, что ты в Гармиш работать уезжаешь?
