садится за руль.
Трогается и едет домой. Музыка на максимум. От него буквально разит раздражением и злостью.
— Яр, — кричу я. — Яр!
— Что? — рубит музыку, резко тормозит на светофоре, разворачивается и глядит на меня так, будто бы я последний человек на свете, кого бы он сейчас хотел видеть.
Но я уже тоже набрала скорость и не собираюсь тормозить. Если уж и разбиваться, то вместе.
— Что ты должен мне рассказать?
— У Аммо вожжа под хвост попала, а ты уже нафантазировала себе очередную катастрофу. Осади, Истома.
— Не ври мне, — дотрагиваюсь я до его плеча, и он тут же накрывает мои холодные пальцы своими горячими.
— Верь только мне — помнишь?
— Да, — киваю я заторможенно.
— Вот и делай это, Истома. Остальное я решу. Ок?
— Ок, — принимаю я его ответ и отворачиваюсь, хотя ни черта не согласна с таким положением дел.
Да и кто бы, да?
Верить ему? Да я бы с радостью, но чему именно? В светлое и незамутнённое будущее, показанное через призму заляпанного грязью окна? Что там за секреты такие, что он даже образно не может мне их обозначить, прося лишь слепо следовать за ним в кромешной темноте.
Я не хочу снова становиться ёжиком в тумане!
Через минут пять Басов сворачивает в карман, а затем и на заправку. Уходит, оставляя меня одну, а я всё-таки не выдерживаю собственных демонов, что уже принялись грызть меня изнутри, и обдумываю план дальнейших действий. За пять минут в моей голове всё упорядочивается, а я выдыхаю своё зашкаливающее напряжение и наконец-то ловлю абсолютный дзен.
— Яр? — привлекаю я к себе внимание парня, который закончил заливать бензин в бак и вернулся в салон.
— М-м?
— У девочек мозги работают иначе, чем у мальчиков. Мы не умеем жить лишь с одним источником света в тёмной комнате, иначе приходится дорисовывать в голове тех чудовищ, что притаились в углах и выжидают время, чтобы напасть и растерзать нас.
— Нет никаких чудовищ, Истома, — тяжело выдыхает Басов, но в глаза мне не смотрит, только с такой силой насилует оплётку руля собственными пальцами, что она не выдерживает и всё-таки жалобно скрипит.
— Тогда зажги мне свет, чтобы я убедилась в этом.
— Давай обойдёмся без патетики и излишнего драматизма, ладно? — он намеренно уводит меня от темы, и я конкретно сникаю.
Что ещё мне надо? Это всё…
— Отвези меня домой, — поджимаю я губы и прячу в карманах дрожащие ладони. На меня снова на всей скорости несётся товарняк, а я и сдвинуться не могу. Просто смотрю на то, как он приближается ко мне и покорно жду, когда же меня превратят в лепёшку.
— Не понял? — всё-таки поворачивается Ярослав ко мне и смотрит въедливо.
— С матерью сейчас поговорила, — пожимаю плечами, — она меня отпускает.
— Я пойду с тобой, — резко подаётся парень ко мне и за шею дёргает на себя.
Я ловлю шоколад его глаз и снова таю. Кровь знакомо наполняется шипящими пузырьками шампанского, и я пьянею, приоткрывая губы и ожидая сладости его поцелуя. Жарких толчков в низ живота и молний по всему телу от соприкосновения наших языков.
Сглатываю и качаю головой.
— Это моя мать, Яр. Я уже дала ей отпор, теперь пора закрепить результат. Да и не всегда ты будешь рядом, я должна научиться показывать зубы и брать своё.
— Нет, — оскаливается Басов и мы, соприкоснувшись лбами, начинаем дышать одним воздухом на двоих. Раскалённым. Наэлектризованным. Пронизанным нашими чувствами.
— Да, — рублю я.
— А если что-то пойдёт не так?
— Она не посмеет. Да и я больше не ребёнок, за которого некому вступиться.
— И надолго?
— Может, пару часов? — пожимаю я плечами. — Я позвоню тебе, как только всё закончу.
Пристальный карий взгляд препарирует меня не хуже острого скальпеля, но я лишь ровно смотрю в глаза своему любимому человеку, но всё-таки решаюсь идти до конца. Улыбаюсь нежно, очерчивая каждую чёрточку его преступно прекрасного и хищного лица. Ласково касаюсь губами и веду ими по скуле, пока не добираюсь до мочки и чуть не прикусываю её.
— Я ведь не железный, Истома, — хрипло шепчет Басов, — да и мы на парковке. Что б она сгорела к чёртовой матери!
Смеюсь, а потом всё-таки отпускаю его и пристёгиваю ремень, кивая, чтобы он ехал.
Всего несколько минут в тишине. Наши ладони переплетены. Большой палец Ярослава монотонно и успокаивающе потирает мои костяшки. Это всегда успокаивало, но только не сейчас. По мере приближения к моему дому я всё больше раскручиваюсь на весёлых каруселях собственной нескучной действительности.
У-у-и-и!!!
Незадолго до пункта назначения Басову звонит дед и он принимает вызов, но говорит не через громкую связь, а через трубку. Снова разгоняется от нуля до сотки за пару секунд и буквально дымится от злости.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спрашиваю я, когда он нажимает отбой.
— Я родился в семье Басовых — вот, что случилось, Истома, — вздыхает и всё-таки даёт пояснение, — надо смотаться к старику. Говорит, дело жизни и смерти. Ты пока собирайся, после — я сразу за тобой. И пожалуйста, не ведись на уговоры матери остаться, ладно?
Улыбаюсь. Киваю. За рёбрами жалобно скулит сердце.
— Ладно.
Через пару минут я остаюсь стоять в полном одиночестве у собственного подъезда, смотря как Ярослав, пригазовывая, выезжает со двора и скрывается за поворотом. Вздыхаю. Ловлю спазм в груди и на минуту задыхаюсь. Из горла вылетает тихий стон, но я всё это игнорирую и решительно разворачиваюсь, а затем шагаю внутрь дома и на второй этаж.
Отпираю дверь своим ключом, разуваюсь, раздеваюсь и прохожу дальше. С удивлением оглядываю многочисленные коробки, стоящие в гостиной. На кухне молча сидит бабка, пьёт чай и делает вид, что не замечает меня.
— Привет, ба, — упираюсь в дверной косяк, складываю руки на груди и всё-таки обозначаю своё присутствие, но ответа не получаю.
Что ж, ожидаемо.
— Что за сборы? — киваю на коробки.
— Старые вещи Ирочки и Анатолия. Мать всё-таки решила избавиться от них.
— М-м, — какое-то время обе молчим, и я понимаю, что полноценного диалога не выйдет, — тогда я тоже пойду свои собирать.
Старая женщина кивает, всё так же не глядя на меня. Я ухожу. Сажусь на свою кровать и прикрываю веки, стараясь найти хоть один повод, чтобы не делать то, что я для себя уже решила.
И не нахожу. Лезу под кровать и выуживаю оттуда свой секретный чемоданчик, вскрываю его и зависаю над тем самым свитком, что мне однажды передал Рафаэль. Рука дрожит, но я всё-таки беру его и разворачиваю,