как Курбский обеспечил разгром Шуйского. В трудах академика Р.Г. Скрынникова приводятся его письма к Радзивиллу, где сообщался путь движения армии, давались рекомендации, как лучше напасть на нее [486].
Царские чиновники продолжали распутывать обстоятельства дела, и князь понял, что попал под подозрение, решил спасаться. От Радзивилла он получил «открытый лист» — грамоту с печатью, гарантирующую ему вознаграждение в Литве. Головоломных планов тайного побега строить не пришлось. Кому могло прийти в голову задержать наместника, едущего по своим делам? Захватил с собой крупную сумму денег. Правда, литовские воины, встретившие князя, ограбили его. Он жаловался королю, что в Гельмете у него отобрали 30 золотых дукатов, 300 золотых и 400 серебряных талеров и 44 серебряных рубля. А в следующем замке Армус у него отняли лошадей и даже содрали с головы лисью шапку [487].
Однако самое любопытное — проявляя такую заботу о деньгах и вывозя сумки с золотом и серебром, князь оставил в Дерпте жену и девятилетнего сына! Курбский совершенно не опасался за их жизнь и судьбу. Он хорошо знал царя и был уверен — его семье ничего не угрожает. Причем оказался прав. Женщину и ребенка Иван Васильевич не тронул, отпустил их в Литву к главе семьи [487]. Ну а убытки Курбского Сигизмунд компенсировал с лихвой, дал ему во владение город Ковель, Кревскую старостию, 28 сел и 4 тыс. десятин земли. Начиная новую службу, князь первым делом выдал врагу всю русскую агентуру в Литве и Польше и активно подключился к пропагандистской войне. Это было очень важно, чтобы к русским обратился не литовский вельможа, а «свой», вчерашний сослуживец.
Так появилось первое послание Курбского царю. Ивана Васильевича, многократно прощавшего проступки князя, он ославил «тираном», купающимся в крови подданных, истребляющим «столпы» собственного государства, «сильных во Израиле». Отметим: к этому времени лишились жизни лишь трое «сильных». Но ведь послание предназначалось Ивану Васильевичу в последнюю очередь. Лишний раз самооправдаться, а царю лишний раз отомстить, ужалить побольнее. Главное предназначение было другое. Послание стало распространяться по европейским дворам, среди литовской шляхты, возбуждая ее на войну. Оно засылалось и русским дворянам, чтобы спровоцировать дезертирство и измены.
Сюжет о том, как слуга Курбского Васька Шибанов, жертвуя жизнью, лично передал послание государю, как разгневанный «тиран» пронзил ему ногу посохом и, опершись на него, велел читать письмо, Карамзин выдумал от первого до последнего слова. В послании Ивана Грозного Курбскому сообщается только то, что слуга Шибанов у него действительно существовал, во время следствия о бегстве хозяина был арестован и казнен как соучастник измены, сохранив до конца верность своему князю [488]. Никаких других данных об этом человеке нет. Но уж явно он не вручал послание. Было бы слишком наивно предполагать, что холоп предателя проедет через линию фронта, свободно доберется до Москвы и его допустят к царю. Впрочем, и посох, пронзающий ногу, — слишком вольная фантазия Карамзина. Полы в домах, большинстве храмов, даже мостовые в городах были деревянные. Посох со стальным острием втыкался бы на каждом шагу, а на каменных полах, ступенях, брусчатке скользил бы. Ходить с ним было бы невозможно (сомневающиеся могут проверить — достаточно купить в аптеке трость с острым наконечником для гололеда. То же самое касается байки о монашеских посохах опричников с якобы заточенными остриями).
А письмо пересылалось никак не Шибановыми, его тиражировали в Литве и распространяли военными разъездами. Но и Ивану Васильевичу требовалось отреагировать на пропагандистский ход. В ответ он пишет послание Курбскому. Большое, целую книгу. И еще раз зададимся вопросом: неужели требовался такой труд, чтобы ответить одному подлецу? Конечно, нет! Но и это послание предназначалось не только Курбскому. Царь знал, что его будут изучать при дворе Сигизмунда, о нем станет известно в Литве, Польше, других странах. Личным будет второе, короткое письмо, где Иван Васильевич перечислит ряд конкретных преступлений Курбского, Сильвестра, Адашева, Курлятева и др. А первое было типичной контрпропагандой: рассматривались тезисы о «рабстве», «свободах», сути предательства, принципах царской власти. Ну а «свободы» красноречиво иллюстрировались примерами боярского правления, «Избанной рады», ее мнимых достижений и реальной измены. И наверное, любой человек, если он без предвзятого настроя прочтет полные тексты переписки царя с Курбским, сможет увидеть, насколько письма государя честнее, прямее, логичнее, а вдобавок ярче и лучше написаны.
Но когда Иван Васильевич составлял это послание, обстановка в России была очень тяжелая. Неурожаи, падеж скота, в некоторых местностях голод. Современник отмечал: «Быша много скорби християнскому народу от нахождения иноплеменных и от хлебнаго гладу, и от урона скотия». В Москве в 1564 г. четыре раза возникали пожары: 18 апреля, 9 и 18 мая, 24 августа [489]. Они не приводили к таким последствиям, как в 1547 г., их своевременно ликвидировали, но подобная повторяемость наводит на размышления: случайными ли они были? Ведь пожары являлись неплохим средством дестабилизировать социальную атмосферу.
А «иноплеменные» готовились к «нахождению». Сигизмунд на папские и императорские субсидии набирал наемников. Западные дипломаты пытались втянуть в войну против России еще и Османскую империю. Через подкупленных вельмож убеждали султана, что русские увязли на западе и пришло время ударить на них. При его дворе появился астраханский князь Ярлыгаш с «блестящим» планом: наступать по Дону, прорыть канал в Волгу, провести туда флот, и Казань, Астрахань упадут к ногам турок [490]. Но Сулейман был мудрым властителем. Взвешивал, колебался, а план не принял. Москву об этом известил не кто иной, как Девлет Гирей. Сообщал, что это он ради дружбы предотвратил османское вторжение. Хотя хан лгал. За мнимые заслуги он желал выпросить большие «подарки», а при этом убаюкать русских. В это самое время Девлет Гирей возобновил тайный союз с Сигизмундом и собирался напасть.
Осенью 1564 г. заполыхало по всей границе. Радзивилл и Курбский с 70-тысячной армией двинулись на Полоцк, корпус Сапеги — на Чернигов, отряды Полубенского атаковали в Ливонии. А хан как раз и дожидался, когда русские полки обратятся на запад. Арестовал вдруг царских послов и бросил 60 тыс. конницы на Рязанщину. Войск здесь почти не было. В своем поместье находились Алексей и Федор Басмановы. Они с дружиной слуг перехватили и разгромили татарскую разведку. От пленных узнали, куда идет орда. Успели прискакать в Рязань, подняли и возглавили жителей. Город изготовился к обороне, отбил ожесточенные атаки крымцев. А потом хан узнал, что к Оке выступили царские рати, и увел свое воинство, нахватав пленников. Ширинский мурза Мамай отстал от основных сил, увлекся грабежами под Пронском, и русская конница накрыла его, 3 тыс. татар перебили, 500 взяли
