панику.
Мы смотрим друг на друга круглыми глазами. Страхи у каждой свои, но боль одна.
Распахивается дверь, и ворвавшаяся медсестра сгоняет маму с койки. Затем она отключает сигнал тревоги и берет меня за запястье.
— Бет. Посмотри на меня, — велит медсестра. — Дыши медленно и глубоко.
Ей легко говорить.
— Ну же, Бет, смотри на меня. Вдох. Выдох. Спокойно и медленно.
Сосредотачиваюсь на ее карих глазах, на ее гладкой черной коже. Ее распоряжения звучат для меня сродни ритмичным карибским напевам, даже голос у нее такой мелодичный.
— Вот так, вот молодец! Дыши! Дыши!
Я с усилием втягиваю в легкие воздух, и удушье отступает. Заходящееся сердце немного утихомиривается, и под такой темп подладиться дыханием уже проще. Одышка пока остается, но, по крайней мере, я уже не ощущаю себя рыбой на песке.
— Да что же с ней такое? — рыдает мама.
— Ничего опасного, дорогуша. Думаю, просто паническая атака.
Медсестра бросает взгляд на аппарат и гладит меня по руке.
— Вот и справилась, моя девочка. Теперь получше?
Даже если симптомы под контролем, причина никуда не делась. Я киваю, однако продолжаю следить за дыханием.
Женщины о чем-то переговариваются, однако смысл их слов от меня ускользает. Мысленно я уже не здесь.
Просматриваю эпизод за эпизодом разорванных воспоминаний, в надежде прийти к любому другому заключению, отличному от только что вызвавшего паническую атаку.
Ясно вижу руку Клемента на дверце холодильника. Он распахнул ее и ударил Черного. Пистолет выстрелил, и… Боже, какая боль! И что же потом? Я повалилась вперед и, наверное, всего лишь через секунду ударилась головой о… кухонную стойку.
Морщусь при одном лишь воспоминании.
Но что же в итоге я видела? Ботинок Клемента, движущийся в направлении, надо полагать, Черного.
Достиг ли «челси» Клемента цели? Прозвучал ли еще один выстрел?
Не обращая внимания на пульсирующую головную боль, пытаюсь восполнить недостающее звено. Должно же быть хоть что-нибудь!
Ничего. Совершенно ничего. Что бы ни произошло потом с Клементом, я уже находилась в отключке. Можно копаться в памяти хоть до конца жизни, все равно бесполезно.
Неважно, какой Клемент огромный, и какой он крутой — пуля уложит кого угодно. А вкупе с тем обстоятельством, что Клемент так и не навестил меня, вывод напрашивается только один.
— Бет? В чем дело, милая?
Моего слуха наконец-то достигает голос мамы.
— Почему ты плачешь?
Как бы мне ни хотелось облегчить душу, этот крест придется нести в одиночку.
46
На меня наваливается усталость, и мне велено отдыхать. Спать я не хочу, вот только сопротивляться абсолютно нет сил.
Меня страшит, что я проснусь, напрочь позабыв только что миновавший час. Вернусь в это незнакомое помещение, и начнется тот же самый цикл замешательства, ужаса и убийственного осознания.
Но я так устала.
И потому проваливаюсь в небытие.
Естественного освещения в комнате нет, поэтому о времени остается только догадываться. Засыпаю, когда приходит сон. Просыпаюсь, когда сон уходит.
В периоды пробуждения смутно отмечаю визиты разных людей — мамы, доктора Поттера, медсестер и Стэнли. Единственный человек, которого я желаю видеть, навещает меня лишь в беспокойных сновидениях.
Подобная карусель продолжается еще три дня. Во всяком случае, как мне представляется.
К утру понедельника я уже чувствую себя достаточно окрепшей. Немного ем, балую себя слабым чаем, и меня наконец-то переводят в палату с окном. После стольких дней без естественного света и свежего воздуха мне в радость даже холодные сквозняки и вид мрачного неба.
Тем не менее, пока медсестра суетится вокруг, настроение у меня скверное, несмотря на прошедшие без осложнений травму головы и огнестрельное ранение.
Со смерти Клемента прошло одиннадцать дней. Я постоянно ощущаю тесноту в груди, а когда поблизости никого нет, позволяю себе пролить несколько слезинок. Скорбь — жуткая вещь, в особенности когда разделить ее не с кем.
К тому же вскоре нагрянет полиция. У них возникли кое-какие вопросы. И немало, надо полагать. Вот только ответов от меня они не получат.
Тешу себя надеждой, что к концу недели доктор Поттер отправит меня домой. С перспективой четырнадцати часов ежедневного бодрствования, вскорости к моим визитерам, как пить дать, присоединится и скука, и уж эта-то здесь засидится, не сомневаюсь. В моем распоряжении телевизор, журналы, а мама снабдила меня блокнотом и ручкой, но всего этого недостаточно. Мне необходимо заполнить душевную дыру размером с Клемента, а в этих бежевых стенах я просто не могу ни как следует горевать, ни начать жить дальше.
Кроме того, нужно заниматься прозаическим вопросом продажи магазина. Стэнли, да благословит его Господь, ведет дела с Говардом. Риелтор еще ожидает моей отмашки на сделку, однако бюрократическая машина уже запущена. От восьмидесяти тысяч фунтов и новой карьеры меня отделяют, возможно, всего лишь с десяток дней да пара росчерков ручкой.
Верность Стерлинга своему обещанию все-таки меня удивляет. Не знаю, в курсе ли он произошедшего, но если да, готова поспорить, что он истово молился, чтобы я не выкарабкалась. После смерти Клемента я единственный человек на земле, кому известна его грязная тайна. И я намерена грозить Стерлингу дубиной своей осведомленности, пока деньги не окажутся на моем банковском счете.
Мой единственный враг теперь — время.
Я провожу бесконечные часы за просмотром телевизора и чтением журналов в попытке отвлечься от мыслей о Клементе.
Беру пульт и включаю телик. «Шоу Джереми Кайла». Боже, только этой грязи мне и не хватало. Ну и ладно.
Когда через двадцать минут я с замирающим сердцем готовлюсь узнать, действительно ли Даз является отцом ребенка Таниши, дверь палаты распахивается.
— Мисс Бакстер?
— Да.
Выключаю телевизор.
— Инспектор Брамптон и констебль Марш из сыскной полиции.
Представивший себя и коллегу мужчина являет собой вылитую телевизионную карикатуру на детектива. Костюм выглядит так, будто он в нем спал, и, подозреваю, он отнюдь не столь стар, как можно подумать по его морщинистому лицу.
Детективы проходят в палату и бок о бок встают возле моей койки. Демонстрируют удостоверения, сочувственно улыбаются и придвигают стулья.
Пока они устраиваются, я украдкой разглядываю констебля Марш, полную противоположность Брамптону. Ее свежее личико подсказывает, что она на несколько лет моложе меня, вот только плохо сидящий темно-синий брючный костюм совершенно ее не красит. Странная парочка но, если я что и поняла за последнее время, так это то, что о партнерах не стоит судить по первому взгляду.
— Как вы себя чувствуете? — осведомляется инспектор.
Господи, как же мне надоел этот вопрос!
— Спасибо, хорошо.
— Вы готовы ответить на наши вопросы?
— Да,
