Тщетно.
Наконец, автор «Повести о прихожении Стефана Батория на град Псков» может вздохнуть с облегчением: «Месяца февраля в 4 день польский гетман, канцлер, отошел от града Пскова в Литовскую землю со всею силою литовскою. Тогда же в граде Пскове раскрылись затворенные ворота».
Итак, прорыв польской армии в центральные области России не состоялся. Мощное войско короля Стефана Батория обломало зубы о северную русскую твердыню. Критическая точка, о которой говорилось выше, была пройдена, и пройдена с успехом. Переговоры об окончании войны, шедшие в Яме Запольском, окончились десятилетним перемирием. Условия его были тяжелыми для России, но после всех побед, одержанных Стефаном Баторием, Речь Посполитая могла надеяться на большее. Страшное поражение под Псковом остановило неудержимый, казалось бы, прорыв поляков на восток. В результате они сами попали в критическое положение. Речь Посполитая, радовавшаяся прежде победам своего государя, теперь чувствовала себя измотанной. Готовность опять собирать войска, опять идти в большой поход, опять бороться и рисковать рассеялась в поляках. Они более переживали ныне о потерях, нежели искали новой битвы. Между тем Московское государство, измотанное, обескровленное, все еще могло сопротивляться.
Стратегический успех, достигнутый князем Иваном Петровичем Шуйским и его соратниками, ободрил Россию, уставшую от известий о неудачах. Дух стойкости вернулся к русскому народу. Поэтому Стефан Баторий вынужден был возвратить многие русские города, захваченные им в 1580–1581 годах, прежде всего Великие Луки.
Слава отважных псковичей и их воеводы князя Шуйского прокатилась по всей России из конца в конец. Долгие годы люди помнили о том, как под его руководством у стен древнего русского города была сломлена воля великой армии, как гордый король польский со срамом воротился из-под Пскова. Знали о псковском триумфе русских и в Европе. Свидетель обороны Пскова, папский посланник Антонио Поссевино, побывавший в польском лагере и на переговорах в Яме Запольском, впоследствии писал о русских: они «решительно защищают крепости и города. Даже женщины часто выполняют обязанности солдат: приносят воду заливать начавшийся пожар, бросают со стены собранные в кучи камни или скатывают бревна, заранее приготовленные для этого. Этим они приносят большую пользу своим, а врагам наносят большой урон. Если кого-нибудь из защитников при натиске врагов разрывает при взрыве на части, его место занимает другой, второго — третий. В конце концов никто не щадит ни сил, ни жизни. Они привычны к холоду, часто защищаются от дождей, снега и ветра только лишь с помощью какого-нибудь плетня из веток или плаща, натянутого на вбитые колья. Кроме того, они очень терпеливо переносят голод, довольствуясь намешанной в воде овсяной мукой, куда добавляют немного уксуса — вместо питья, и хлебом в качестве пищи. Польский король рассказал мне, что в ливонских крепостях находились такие, которые питались таким образом очень долго, так что почти все уже пали. Оставшиеся же в живых, хотя чуть дышали, держались до последнего момента, беспокоясь лишь о том, как бы не сдаться осаждающим, по-видимому, чтобы хранить верность своему государю до самой смерти… они стремятся своей храбростью одолеть более многочисленных врагов или, по крайней мере, обессилить их своей выносливостью и терпением»[321].
После отступления поляков Иван Петрович остается в Пскове все тем же вторым воеводой. В конце 1583-го или в начале 1584 года его оставляют там уже первым воеводой. В этой должности он встречает новое царствование — Федора Ивановича.
При новом государе судьба Ивана Петровича Шуйского да и всего семейства Шуйских резко переменилась.
Первые годы после смерти Ивана IV они по-прежнему в чести.
Историк А. П. Павлов сообщает: «Князья Шуйские благодаря службе в «особом» дворе и военным заслугам сумели к середине 1580-х годов не только сохранить (вернуть) свои родовые вотчины, но и получить суздальские вотчины сородичей, князей Горбатых (села Горицы и Лопатничи). В 1587 г. в связи с опалой вотчины у Шуйских (кроме Скопиных) были конфискованы. После снятия опалы в начале 90-х годов Шуйским снова возвращаются их владения, хотя… и не в полной мере»[322]. В ту пору виднейшим из всего семейства Шуйских был именно князь Иван Петрович. И ему принадлежало крупное поместье на 2038 четвертей земли у Бежецкого Верха, огромное поместье на 3500 четвертей у села Вача в Муромском уезде[323] да еще другие поместья — в Ростовском, Козельском, Московском и Псковском уездах. Таким образом, Иван Петрович был одним из богатейших землевладельцев России.
Князю И. П. Шуйскому уже не приходится командовать армиями и защищать крепости, тратить здоровье и силы в дальних походах. Если в начале царствования Федора Ивановича он еще воеводствовал в Пскове, то впоследствии ничего не известно о каких-либо службах боярина за пределами Москвы. Да ведь он уже немолод, силы не те. В отличие от наших дней в вооруженных силах Московского государства не ставили военачальниками ветхих годами генералов.
Иван Грозный, зная о том, что сын его Федор Иванович, по своему характеру блаженного, мало стремится к делам правления, назначил совет из нескольких «опекунов», которые и должны были взять в свои руки государственную власть. Каждый из них достиг высокого положения при Иване Васильевиче, отличался умом и большим авторитетом. Но… поладить им не удалось.
Так вот, Иван Петрович оказался в числе опекунов. Таким образом, он стал держателем частицы высшей власти в Московском государстве. Что ж, такого возвышения воевода был достоин, и современники это признавали. По мнению британского дипломата Джильса Флетчера, побывавшего на исходе 1580-х годов в Москве, князя И. П. Шуйского считали человеком «с большими достоинствами и заслугами»[324].
Очень быстро опекуны и Боярская дума разбились на несколько враждующих лагерей. С одной стороны — худородные «выдвиженцы» Ивана Грозного. С другой — высшая знать, то есть прежде всего Шуйские, а с ними князь И. Ф. Мстиславский, князья Воротынские, старинные семейства московских бояр Головиных и Колычевых. Наконец, самостоятельной силой стал клан, сгруппировавшийся вокруг царской родни — Годуновых и Романовых-Юрьевых. На их стороне оказались также князья Трубецкие и Хворостинины. Схватка за полноту обладания властью при тихом царе Федоре Ивановиче разгорелась с первых дней его правления.
Первыми покинули сцену худородные креатуры предыдущего монарха. Иван Петрович принял в их разгроме деятельное участие. Так, он разбирал местнический спор между Романом Алферьевым (из Нащокиных), лидером грозненских выдвиженцев, и Федором Лошаковым-Колычевым, принадлежавшим партии знати, и отдал предпочтение последнему. Это был тяжелый удар.
