Захар похоронил его в малиннике. Переживал очень, сам не свой ходил. У него спросишь что-нибудь, а он словно не слышит...
— Господи! — воскликнула испуганно Клавдия Захаровна, закрывая руками лицо. — С отцом что-то случилось, я чувствую... Толя, Миша, почему вы стоите?! Надо немедленно узнать, заявить... Не стойте же вы!
— Не паникуй, — успокоил Анатолий Модестович. — Сначала нужно спокойно обсудить положение... Возможно, он у кого-нибудь из своих друзей, а мы бросаемся в крайности.
— Я тоже так думаю, — поддержала Татьяна отца. — Сидит с пенсионерами и решает мировые проблемы на высшем уровне.
— Помолчи ты ради бога! — сказала Клавдия Захаровна. — Отец очень редко не приходил домой ночевать, вы же знаете.
— Редко, — подтвердила Надя. — И он всегда предупреждал нас, если уходил надолго или уезжал.
— Делайте же что-нибудь! — опять потребовала Клавдия Захаровна. — Мы здесь гадаем, а он, может быть, лежит в больнице... — Она закусила губу, боясь произнести более страшные слова.
— Ну что, поедем в милицию, отец? — спросил Михаил.
Проводив глазами машину, Клавдия Захаровна беспомощно опустилась на заснеженное крыльцо. Глаза ее были пусты, неподвижны. Бог знает какие предположения строила она, одно другого нелепее и кошмарнее!.. То ей казалось, что старик Антипов попал под электричку, собираясь ехать к ним, и она явственно видела его истерзанное, окровавленное тело на операционном столе; или что у него на улице случился инфаркт и сейчас он лежит, бездыханный, опавший, в реанимационной палате, и вокруг него разговаривают только шепотом, как возле покойника...
— Какая дикость, боже, какая дикость... — шептала она.
Надя потихоньку ушла, понимая, что сейчас она лишняя здесь. Татьяна, присев на крыльце рядом с матерью, обняла ее:
— Успокойся, мамуля. Возьми себя в руки. Ведь ничего еще не случилось, а ты уже в панике...
— Я чувствую, чувствую недоброе!
— Между прочим, дед вполне мог уехать к Наталье, — сказала Татьяна и поняла, что именно этого не может быть, потому что мать как раз позавчера вечером, когда деда уже не было дома, разговаривала с Натальей по телефону.
А Клавдия Захаровна не подумала об этом.
— В самом деле, — ожила она. — От него всего можно ожидать. В последнее время он стал очень импульсивный, никогда не знаешь, что сделает через пять минут. Скоро ли вернутся они?.. Лучше бы я сама поехала, их только за смертью посылать... — Она испуганно замолчала, обронив это страшное слово.
Анатолий Модестович и Михаил вернулись примерно через час. Им удалось выяснить, что ни в больницах, ни в моргах старика Антипова не было и нет.
— А это точно? — недоверчиво переспросила Клавдия Захаровна.
— Разумеется, — сказал Анатолий Модестович. — Ты же прекрасно знаешь, что он не выходил из дому без документов. Следовательно, если бы что-то случилось...
— Папа, хоть сейчас-то не развивай тезисы, — остановила его Татьяна. — Всем и все ясно. Мы уже догадались, что дедушка уехал к Наталье. — Она выразительно посмотрела на отца, и он, поняв ее, кивнул.
* * *
Женщины ушли в дом, чтобы прибраться и приготовить ужин, а мужчины остались. Они залезли в машину, Анатолий Модестович включил обогреватель и достал из-под сиденья бутылку коньяку, складные пластмассовые стопки и лимон.
— Хорошо устроился! — сказал Михаил.
— Давай за здоровье деда, что ли.
Они выпили, пожевали лимон, Анатолий Модестович закурил.
— Ну, рассказывай.
— Собственно, рассказывать нечего.
— А все же!
Михаил молчал. Он старательно, точно был занят важным делом, обсасывал лимонную дольку. При этом морщился, едва сдерживаясь, чтобы не выплюнуть.
— Я жду, — напомнил Анатолий Модестович.
— Чего?
— Ясности.
— А ее не будет, отец. Ибо... — Он разделался окончательно с лимоном, с удовольствием сплюнул остатки в открытую дверцу. — Ибо ее нет, не существует.
— Как прикажешь тебя понимать?
— В прямом смысле, отец. В самом прямом. Ясность вне нас. Она живет сама по себе. — Михаил усмехнулся. — Как истина в последней инстанции.
— Не остроумно, — недовольно сказал Анатолий Модестович.
— Я не конферансье, который обязан быть остроумным всегда. Тебе плеснуть?
— Капельку.
— Капелька по капельке родился океан. Видишь, начинаю изощряться. Ты думаешь, дед действительно у Натальи?
— Нет. Но дождемся ее приезда. Кстати, я давно собирался у тебя спросить...
— Стоп, отец! Красный свет. — Михаил вздохнул. — Все-таки удивительная у нас семейка, честное слово. Все все знают, во всем разбираются... Хорошо, я отвечу: не волнуйся, я постоянно, каждую минуту помню, что Наталья моя двоюродная сестра, то есть близкая родственница, и поэтому питаю к ней нежные братские чувства. Ты удовлетворен?
— Не вполне.
— Тем лучше! Потому что удовлетворение, как и умиротворение, противопоказано живому человеку. Где-то здесь граница, за которой, как думали древние, находится царство теней. Но мы-то с тобой пока не тени, верно?..
На крыльцо вышла Клавдия Захаровна. На ней был спортивный костюм, плотно облегающий фигуру, отчего издали и в сумерках она казалась, несмотря на свои сорок с лишним лет, девочкой-подростком, и Анатолий Модестович откровенно любовался женой.
— Мужчины, — позвала она, — ужинать!
— Сейчас, маман, — откликнулся Михаил. — А все-таки красивая у нас мать.
— Вы никак с бутылкой?! — В голосе ее не было гнева, она просто напускала на себя сердитость — положено, раз жена и мать.
— Всего по пятьдесят граммов, — вылезая из машины, виновато сказал Анатолий Модестович.
— Знаю я ваши пятьдесят! Быстро за стол. — Она вернулась в дом.
— Что ж, пошли, раз зовут... — проговорил Анатолий Модестович. — Жаль, что у нас не получилось разговора. Мы даже не знаем, кто твоя жена... Кстати, почему она не приехала с тобой?
— Работает воспитателем в детском саду. А не приехала... — Михаил поднял на отца глаза. — Тяжело ей.
— То есть?.. — не понял Анатолий Модестович.
— Ну... Словом, она беременная.
— Вот как?! — почему-то удивился Анатолий Модестович. — Скажи, сын: ты счастлив?
—
