Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
Егору стало жалко этого несчастного человека, за эти годы он насмотрелся сполна, как в зоне перемалывали такого рода людей и делали из них инвалидов. Вечером он подошел к Бурому и попросил его похлопотать о переводе Фридмана в кочегарку, ведь Петрович освободился, и он остался один. Для Бурого этот вопрос был ничтожным, и он, немного подумав, согласился помочь.
Через день Фридман был назначен кочегаром в котельную, и больше к нему никто не приставал. Моисеевич, как стал называть его Егор, долго благодарил его, ведь по существу тот спас ему жизнь. Иногда Моисеевичу с воли жена присылала посылки с разными вкусностями, и они с Егором вечером, когда все приходили в барак с работы, открывали очередную посылку, и каждому доставался какой-то сладкий сувенир. Все были довольны и с удовольствием шамкали конфеты и пряники, но особенно был доволен Моисеевич, что его все-таки признали в этом довольно специфическом замкнутом обществе.
Моисеевич оказался довольно комфортным человеком, не донимал своими мыслями, исправно работал, даже когда было тяжело катить груженую тачку с углем, упирался, сопел, но катил до самой топки. Он из кубиков угля смастерил шашки, и, когда появлялось свободное время, они с упоением сражались в эту древнюю игру, напоминавшую им о когда-то прошедшем детстве.
Так получилось, что освободились они с Моисеевичем в один день, добрались до Иркутска, и Фридман пригласил Егора погостить у него дома. Однако Егор поблагодарил его и, взяв билет, вылетел в Москву. Попрощались они с Моисеевичем как старые добрые друзья, тот дал свой адрес и сказал, что Егор как его спаситель может в любое время обращаться с любой просьбой.
В Москве тетка совсем была больная, очень обрадовалась Егору, да и он был рад единственной родственнице и стал опекать ее как смог. Он достал деньги из своего тайника, приоделся и положил тетку в частную клинику, а сам стал заниматься своими документами. Он не узнавал Москву, она похорошела, изменилась, но шум московских улиц, огромное скопление людей и груз старых московских грехов давили на него, а когда через месяц умерла тетка, он принял решение уехать из города.
Быстро сдав квартиру молодой семье, он решил уехать в тишину и забыться в уединении природы, о которой когда-то ему рассказывал Петрович. Он решил пока поехать в поселок, где жил Петрович, а там как Бог рассудит.
Добирался Егор до поселка Новые Коты почти целый день. Сначала самолетом в Иркутск, затем на автобусе до поселка Листвянка, а потом на моторке до Новых Котов. Когда Егор вышел на берег, он увидел небольшой поселок среди сибирской тайги, расположившийся в окружении гор. Петрович встретил как родного, даже слезу пустил. Они, как и на зоне, долго разговаривали, как будто не могли наговориться.
Петрович рассказал, что автомобильных дорог, ведущих к поселку, нет, летом можно добраться из Листвянки на моторке, а зимой вдоль берега, после того как Байкал замерзает, прокладывается автомобильная дорога по льду. В межсезонье жители поселка практически остаются оторванными от мира.
— Поселок появился в середине 19 века и был основан первоначально как деревня золотоискателей. В начале 20 века был организован прииск, и добыча золота продолжалась до 1968 года, когда по приказу сверху прииск был закрыт, — сказал Петрович.
— И что? — спросил Егор. — Так все и забыли про прииск?
— Получается, так, — сказал Петрович, — хотя до сих пор в долине речки Большая Сенная можно найти отвалы горной породы и деревянные желоба золотодобытчиков, там, кстати, и сейчас моют золото приезжие люди, осуществляющие намывку золота небольшими лотками.
— А почему поселок назвали Большие Коты? — спросил Егор.
— Название поселка пошло от обуви, которую называли коты, ударение на первый слог. Это теплая обувь, применяемая старателями золотых приисков в холодную сырую погоду, — пояснил Петрович. — В настоящее время поселок стал очень маленьким, народ разъехался, остались лишь старики — старожилы поселка вроде меня — и одна достопримечательность, — продолжал он, — действующая научная станция, при которой я числюсь сторожем. Жена моя давно умерла, дочка с семьей живет в Иркутске, видимся раз в год, когда привозят внука отдохнуть на природе.
Егор внимательно выслушал неторопливый рассказ Петровича и поведал ему про свои планы и мечты, тот на несколько минут задумался, а потом стал говорить:
— Примерно в километрах двадцати от нашего поселка, не доходя до реки Большая Сенная, в старое время был небольшой хутор золотодобытчиков. Там жила моя сестра с мужем, который мыл золотишко, кстати, их сын, а мой племянник — местный участковый инспектор. Так вот уже лет тридцать там никого нет, хутор заброшен, а найти его могу только я, поскольку в молодости ходил я туда к сестре, а остальных, кто знал о его существовании, уже и в живых нет. Добраться туда можно на лодке по Байкалу, часа три ходу, или звериной тропой по тайге часов пять ходу, — тихо сказал Петрович.
У Егора загорелись глаза, это то уединение, о котором он так мечтал последние годы.
— Ну вот завтра мы с тобой туда и поедем, у меня как раз выходной день образовался, — сказал Петрович, — я с утра залью бак бензина и еще канистру прихвачу, соберу на день продукты, и вперед.
— Я уж не знаю, как тебя и благодарить, — с придыханием сказал Егор.
— Ну, утро вечера мудренее, — произнес Петрович, — давай укладываться спать, завтра трудный день будет.
Рано утром, позавтракав, они сели в лодку; Петрович уже все собрал в дорогу, и они поплыли вдоль Байкала. Красота была неописуемая: горы, елки, высокие сосны, да и сам красавец Байкал, который гордо катил свои волны навстречу скалистым берегам.
Часа через полтора они причалили к скалистому берегу, с трудом протиснули лодку на берег между камнями, а потом Петрович показал еле заметную, заросшую тропинку.
— Вот по ней мы и пойдем, — сказал он и первым шагнул в заросшее чрево таежного леса.
Где-то через час они подошли к небольшой полянке, возвышавшейся на бугорке среди огромных елок. На ней стояли две покосившихся избы с забитыми ставнями, вокруг которых было все в зарослях травы и кустов.
— Вот в этой избе, — он показал на одну из них, — жила моя сестра, и прежде чем перевезти их с мужем в Листвянку, я сам лично забил ставни деревяшками. Они последними покинули хутор, больше здесь никого нет, так что занимай помещение.
С этими словами Петрович стал открывать ставни, под которыми, к удивлению, сохранились стеклянные окна, а Егор не без труда открыл дверь и вошел внутрь избушки.
Когда он вошел туда, возникло такое чувство, что люди только вчера уехали: кругом была чистота, если не считать пыли, посуда аккуратно стояла на полках, у печки лежали чудом сохранившиеся дрова, а в углу стоящий старый холодильник «Саратов» очень удивил Егора.
Петрович открыл ставни, и солнечный свет ворвался в старую хижину.
— Ну, вот и твой приют, — сказал Петрович, — как видишь, здесь более-менее порядок, все на месте, и кровать в нормальном состоянии, а печка — ураган, я ее сам делал.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
