Свобода и скотч шагают рядом.
Работа агента секретной службы, в сущности, скучна. Большая часть того, чем он занимается, совершенно не нужна ни ему, ни людям.
Сомерсет Моэм
«Товарищ виски»
Тихая квартирка в писательском доме, что в районе бывшего Безбожного, а ныне Протопоповского переулка города Москвы…
ЕВГЕНИЙ ПОПОВ: – Вы мне намекнули по телефону, Михаил Петрович, что интервьюеры ДОСТАЛИ ВАС всеми этими вопросами о том, КАК ЭТО ДЕЛАЛОСЬ В ГБ. Поэтому я предлагаю вам поговорить на нейтральную тему. О ВЫПИВКЕ, которая не чужда ни бывшему гэбэшнику, ни бывшему, извините за выражение, «инакомыслящему», ни всему бывшему советскому народу, включая зеленую молодежь, распустившуюся после «перестройки». Тем более, что я, как писатель, обыватель и гуманист, полагаю – одно дело ШПИОНИТЬ за бугром, рискуя угодить на ИХНЮЮ ЗОНУ лет эдак на двадцать, а другое – мирных овечек стричь, как это делали некоторые ваши непотребные коллеги, что шмонали так называемых диссидентов, храбро изымая у них из под подушек так называемую АНТИСОВЕТЧИНУ. Хотя, признаться, функционер из Союза писателей для меня был хуже всякого гэбэшника. Тот хоть по службе старался, а этот – по велению сердца, принадлежащего коммунистической партии, как остроумно сформулировал лауреат Нобелевской премии Шолохов.
МИХАИЛ ЛЮБИМОВ: – Генерал КГБ Ильин, «заведовавший» писателями, был другом нашей семьи, работал еще с моим отцом. Он и сам сидел. Отец, я помню, уже был на пенсии, когда Ильин пришел к нам в дом, возвратившись из лагерей. Без зубов совершенно, работал каким-то прорабом. Потом его – старые связи – устроили секретарем Союза писателей. Мы с ним много беседовали. Он одних писателей любил, про других говорил «Сволочь». Войновича не любил, Солженицына тоже. Но ведь они фрондировали очень жестко, другие – более умеренно, с ними РАБОТАЛИ. Почему, вы думаете, фрондирующих писателей выпускали за границу, дачи им давали, роскошные квартиры?
Беседуем с писателем Евгением Поповым
Е. П.: – Да я об этом как-то не думаю, поздно об этом думать…
М. Л.: – Отделяли козлищ от агнцев, и формы подкупа были весьма разнообразные… Да писатели и сами хороши! Стучали друг на друга – ого-го!
Практически в любом рабском государстве писатели вынуждены играть постыдную роль. А что, Солженицын не хотел альянса с Хрущевым после успеха «Одного дня Ивана Денисовича»?
Е. П.: – История не терпит сослагательного наклонения, но мне всегда было любопытно, что было бы, если Солженицын получил Ленинскую премию, которую у него тогда оттяпал Олесь Гончар.
М. Л.: – И вообще – кто из писателей наиболее известен? Тот, у кого был скандал. Пастернак – «Живаго», Евтушенко – «Автобиография». Да и сейчас – то же самое…
Е. П.: – А это – общая психология. Гораздо интереснее прочитать в газете, как кому-то башку отрезали, чем о том, как человек весь день работал, потом пришел домой, посмотрел телевизор и лег спать, чтобы утром встать и пойти на работу…
М. Л.: – То же самое и на Западе. Жан Поль Сартр – маоист, левак, скандалист 60-х. Впрочем, у нас – своя цивилизация, своя литература. С этой литературой иностранец может соприкасаться, но ему будет трудно. Вспомните, как Набоков крыл английских переводчиков. Эту Гарнетт, которая перевела «Войну и мир»… Считал их полными бездарями. В какой-то степени так оно и есть. Я тут недавно открыл Андрея Платонова в английском переводе, прочитал несколько страничек и ужаснулся. Чистенький такой, чрезвычайно легкий для восприятия текст, ничего общего с Платоновым не имеющий. Вообще ничего! Так популярно все изложено, вроде синопсиса. И скука, скука…
Е. П.: – Ладно, литература вещь хорошая, но выпивка еще лучше. Что, кстати, явствует из ваших книг. Там персонаж просто осанну виски поет, а как к этому относитесь вы, прототип, полковник в отставке М. П. Любимов?
М. Л.: – Вы знаете, у меня сейчас сахар в крови высокий… А так, что значит как «отношусь»? Положительно. Я и к водке хорошо отношусь. Но вот взлетает к чертовой матери сахар!
Е. П.: – Из-за виски?
М. Л.: – Из-за всего. Начнем с того, что виски мне нужно минимум грамм четыреста, если не пол-литра, тогда более или менее нормально. А так, по рюмочке тянуть – это издевательство.
Е. П.: – Я почему про виски спрашиваю, потому что всю жизнь пил водку, а теперь перешел на красное вино по выслуге лет. Вот скажите, пожалуйста, вы виски пили, как мы в книжках «про американцев» читали, как Хемингуэй велел? Со льдом, содовой?
