— Дайте мне время разобраться в себе, — встала она. Виноград скатился с колен на пол беседки. Пальцы неприятно слипались от его густого подсыхающего сока.
— Наташа, — Бруно порывисто прижал иноземку к себе, — ты лучшее, что я видел в своей жизни. Не упрямься. Тебе будет хорошо со мной.
Она осторожно отстранилась:
— Бруно, мне нужно время, — сердце, ещё не так давно отзывавшееся на его тихий голос учащённым стуком, молчало. — Я не могу вот так… быстро.
Они поднимались по лестнице, когда из-за угла здания выехали всадники во главе с его сиятельством. Бригахбург, окинув цепким взглядом парочку, мирно идущую из парка, передёрнул плечами: Бруно не зевает.
Девушка, увидев графа, вздрогнула. Вот, никак у неё не получается игнорировать его. Что за напасть?
Командующий, перехватив её встревоженный взгляд, пояснил:
— На виноградниках были. В рабском доме. Снова Яробор бунтует.
— Яробор? Кто это?
— Раб, — усмехнулся он, — русич, как и ты.
— Бунтует? Его наказывают? — стало жаль бунтовщика. Какие они, средневековые русичи? Взглянуть бы на непокорного богатыря.
— Наказывают, но не сильно. Его нельзя портить.
— Портить?
Рыцарь снова усмехнулся:
— Грамоту и языки знает. Герард отдал за него много золота, — сжав её руку, заглянул в лицо: — Никого не бойся. Я тебя в обиду не дам и всегда буду рядом.
Наташа с благодарностью посмотрела на Бруно, ответно пожимая его руку:
— Спасибо.
* * *
Девушка зашла на кухню за кувшином кипячёной воды. Перед глазами разыгрывалась занятная сцена.
Уперев руки в крутые бока, высокая Берта, нависнув над Кларой, не стесняясь в выражениях, высказывала той претензии за задержку поставки продуктов для приготовления недостающих блюд к обеду. Экономка, подняв голову, с наглым видом злобно парировала выпады в её сторону. Женщины, испытывающие друг к другу неприязнь, не желали ни в чём уступать друг другу. Похоже, эта война началась не вчера и носила затяжной характер.
«Значит, не вся прислуга боится экономки. Враг моего врага — мой друг», — усмехнулась Наташа. Решив прийти позже, незаметно вышла в зал, столкнувшись у камина с Бригахбургом. Он, запыхавшийся, со следами грязи на одежде, скользнув по ней цепким прищуром стальных глаз, прошёл мимо, устремляясь на шум доносящейся брани.
Раздавшийся грозный окрик и вслед за тем воцарившаяся тишина показали, кто в доме хозяин.
Наташа, поднявшись на второй этаж, не успела повернуть в коридор, ведущий к её комнате, как услышала небрежный оклик сиятельного:
— Подожди!
Отметив повелительный раздражённый тон мужчины и то, что он не позвал её по имени, девушка не остановилась, продолжая движение. Чувствуя, как его тяжёлый взгляд жжёт ей спину, она ускорила шаг.
— Я к тебе обращаюсь, — догнав, он схватил её за руку, разворачивая к себе. Сумрачное выражение его ледяных глаз не обещало ничего хорошего.
— Я не слышала вашего обращения, ваше сиятельство, — тряхнула она рукой, но освободиться от хватки мужчины не смогла. Сердце тревожно забилось.
На площадке появилась Клара. Увидев, что хозяин удерживает иноземку, замедлила ход, пронизывая её ненавидящим взглядом.
Граф, не поворачиваясь в сторону экономки, взревел:
— Клара, иди, куда шла! Распустились совсем! Займусь я вами!
Женщина, мгновенно передумав идти в свой покой, развернулась, быстро сбегая по лестнице. Наташе показалось, что она заплакала.
Она снова попыталась выдернуть руку, но Бригахбург, не выпуская её, потянул девушку за собой на третий этаж.
— Ты сделала то, что я говорил? — доведя её до стола в кабинете, с силой надавив на плечо, усадил на стул.
— Расчёты ещё не смотрела, — поёрзала Наташа на сиденье. — Я много времени провела с графиней у портнихи.
— Себе выбрала ткань? — голос Герарда стал спокойнее и глуше. Так хорошо начавшееся утро, после поездки в рабский дом, ухудшилось. Яробор снова дерзил, отказываясь выполнять приказы управляющего. Похоже, придётся русича продать. А делать этого ох как не хотелось. Тот, будучи грамотным и зная языки, представлял большую ценность для него. Его покупка обошлась казне в немалую сумму золотом.
По дороге назад граф почти успокоился, вспоминая, как поздним вечером держал в своих объятиях такую желанную русинку. Как она тянулась к нему, горячая и трепетная, вызвав в нём ранее неведомые ощущения. Думал о том, что ещё немного, и он покорит непокорную. Главное — набраться терпения. Увидев её с Бруно, едва ли не в обнимку, испытал… ревность? До сих пор спящая, загнанная в глубины сознания, она прорывалась, грозя смести остатки самообладания.
— Ткани? Нет, — голос бунтарки казался бесцветным и усталым.
Герард уже корил себя за несдержанность. Напугал её. Теперь она снова будет его чураться. Он устало потёр лицо:
— Тебе не понравилась ни одна ткань?
— Я была там с графиней. Позже схожу одна.
Граф опустился на стул напротив неё:
— Что от тебя хотел Бруно? Не обижал? — он должен знать, что происходит между командующим и русинкой. Неведение лишит его покоя.
— Нет, что вы. Мы просто разговаривали, — она должна отчитываться перед ним? Взглянув на него, убедилась — должна. Перечить, точно, не нужно. Его непонятная агрессия расстроила. Наташа никому не желает зла. Почему же всё так плохо? Ею недовольны, её преследуют, ей досаждают. Хотелось уединиться, выплакаться, заснуть и не проснуться. Хотелось домой в уютную тёплую тишину своей комнаты. Девушка поёжилась. Знобило. Ослабевший организм просил отдыха.
— Я могу идти? — встала она, смиренно опустив голову.
Герард заметил смену настроения иноземки. Он с ней был непозволительно груб.
— Подожди, — откинул крышку шкатулки, доставая небольшую округлую пиксиду. Ожерелье из Персии. На её шее, с таким цветом волос и кожи, эта безделица будет выглядеть изумительно. Золотого цвета перлы почти правильной округлой формы матово переливались на грубой мужской ладони.
Вложив дар в ладонь Наташи, сжал её пальцы:
— Прими в оплату за излечение сына.
— Нет, я не могу, — попыталась она высвободить руку из ладоней Бригахбурга, усилив этим его хватку.
Он изумлённо смотрел на неё. Ослышался? Как такое возможно? Женщина отказывается от дара? Дара, достойного самой королевы? Он потратил столько времени, выбирая нечто особенное для неё, представлял, как она будет радоваться.
— Ты не можешь отказать мне, — изумление сменилось подозрением. — Почему? — губы онемели.
— Дорогие подарки обязывают.
