Около полуночи ненадолго заскочил Джефф – сказать Мэтту, чтострелявшего в Офелию наконец задержали. Пип еще спала, поэтому им пришлосьшептаться. Джефф был рад, что ублюдка поймали. Они с Бобом и Милли уже побывалина опознании. Причем взяли его всего в трех кварталах от того места, где всеслучилось, застукав за передачей наркотиков. Пистолет он все еще держал присебе. На следующий день должно состояться еще одно опознание, но уже сейчас ниу кого нет ни малейших сомнений, что это тот самый тип. Впереди его ждал долгийсрок, тем более что его «послужной список», как оказалось, был длиной в милю.Новости, конечно, хорошие, жаль только, что для лежавшей в соседней палатеОфелии это не имело никакого значения. Жизнь ее все еще висела на волоске.
Но когда на следующее утро их провели к ней, Офелия ужеулыбалась, а потом спросила, когда ее заберут домой. Теперь ее положениеоценивалось не как критическое, а всего лишь как тяжелое, и врач, наблюдавшийза ней, порадовал их, сообщив, что держится она молодцом. У Мэтта с Пип словногора свалилась с плеч, особенно когда Офелия велела им отправляться домой ихоть немного поспать. Она была еще бледна, но мысли у нее уже не путались, и отболей она страдала теперь не так сильно, как раньше. Мэтт дал ей слово, чтосейчас же отвезет Пип домой. Но они поклялись, что к вечеру непременновернутся.
Выйдя из палаты, Пип бросила на Мэтта заговорщическийвзгляд, а потом с невинным видом поинтересовалась, не пришло ли времяпоговорить с Офелией на ту тему, которую они обсуждали накануне.
– Что – прямо сейчас?! – опешил Мэтт. – Может,подождем хоть пару недель, пока она оправится? Они так накачали ее таблетками,что она, боюсь, и не поймет толком, чего я от нее хочу.
– Может, оно и к лучшему? – мудро заметила Пип,твердо решившая, что для благородной цели все средства хороши.
Они переглянулись. Мэтт тут же сообразил, что она имеет ввиду, и от души расхохотался.
– Уж не считаешь ли ты, случайно, что если твоя мать идаст согласие выйти за меня, так только под наркозом? – шутливо подмигнулон.
Первый раз с того самого дня, как им сказали о несчастье,они смеялись. И все же он очень боялся за Офелию.
– Ну, если это поможет… почему бы и нет? –хмыкнула Пип. – Ты же знаешь, какая она упрямая! И слышать не хочет, чтобыснова выйти замуж. Я точно знаю, она сама мне говорила.
– Ну, я, во всяком случае, не стал бы ее винить заотказ. А это чего-нибудь да стоит, не так ли? – с угрюмой усмешкой спросилМэтт.
– Да уж, точно, – кивнула Пип, и они сноварассмеялись.
Они вернулись домой, и Мусс чуть с ума не сошел от радости,увидев их на пороге. Бедный пес никак не мог взять в толк, почему его бросилина целый день. Мэтт на скорую руку приготовил поесть, а потом прилег отдохнуть.В конце концов, он уже две ночи не спал. А Пип, пребывая в великолепномнастроении, вихрем носилась по всему дому. Слава Богу, Мэтт тут, и к тому же ондал слово, что не уедет, пока не вернется Офелия!
Они возвратились в госпиталь немного позже, чем собирались,и узнали, что Офелия плохо спала ночь. Сестра, впрочем, сказала, что этонеудивительно, учитывая, какую тяжелую операцию ей пришлось перенести. Офелиястрадала от сильной боли, поэтому ее опять накачали морфином. И все же еесостояние медленно, но верно улучшалось. Их уверяли, что выздоровление идетвперед семимильными шагами, на такое даже никто и не рассчитывал, и обрадованныйМэтт решил отвезти Пип домой. Он откровенно соблазнял ее возможностью провестиночь в своей постели, и в конце концов малышка неохотно согласилась. Онаосторожно поцеловала мать перед уходом, но одурманенная Офелия уже крепкоспала.
В этот вечер они вернулись домой, когда еще не было девяти.Не прошло и получаса, как оба спали мертвым сном: Пип в своей постели, а Мэтт –в спальне Офелии.
Проснулись оба только утром и, позавтракав на скорую руку,помчались в госпиталь. Их впустили без каких-либо возражений, а увидев Офелию,Пип с Мэттом едва не запрыгали от радости. На щеках ее появился слабый румянец,а надоевшую ей до смерти трубку, которая торчала у нее из носа, наконец убрали.Состояние ее оценивалось как стабильное. Но самое главное – всем недовольнаяОфелия уже ныла и жаловалась, а это, как сказала сестра, верный признаквыздоровления. Увидев на пороге дочь за руку с Мэттом, Офелия просияла отрадости.
– Эй вы, парочка, что поделывали? – ворчливоспросила она так, словно укрылась в госпитале, чтобы отдохнуть. Ее посетителитолько радостно заулыбались.
– Знаешь, мам, он приготовил на завтрак французскиетосты, – захлебываясь, сообщила Пип. – И клянется, что умеет печьбулочки.
– Здорово! Не забудьте мне принести, – велелаОфелия.
Но они все трое знали, что ей еще много времени придетсяпровести на жесткой диете. Внезапно лицо ее стало серьезным.
– Спасибо, что позаботился о Пип, – повернувшись кМэтту, прошептала она. Ей некого было больше просить – у нее остался толькоодин Мэтт. Родственников у нее не было, друзей – благодаря Теду – тоже неосталось. – Прости меня. Ты оказался прав. Я сама виновата во всем. –Губы у нее задрожали – все-таки она очень любила свою работу.
– Не буду повторять: «Я же тебе говорил!» Между прочим,твой Джефф сказал, что больше добровольцев на такую работу брать не будут. Ипо-моему, правильно. Идея с добровольцами, конечно, замечательная. Но слишкомуж опасно.
– Знаю. Сама виновата. Самое интересное, что я ничегоне помню – так, какой-то удар… и все.
Они еще поговорили немного о всяких пустяках. А потом Пип,кинув на Мэтта многозначительный взгляд, ткнула его в бок. Ему с трудом удалосьсохранить невозмутимый вид.
За ленчем она опять вцепилась в него бульдожьей хваткой.
– Ну не мог же я спросить ее, пока ты рядом! – прошипелон.
– Только ты не затягивай с этим делом! – грозносказала Пип, и Мэтт опять с трудом удержался от смеха.
– Почему? Она же никуда не денется! К чему такаяспешка?
– Хочу, чтобы вы поскорее поженились, – скапризным видом заявила Пип.
– А если твоя мама откажется?
– Ну… тогда придется мне самой выйти за тебя замуж,хотя ты и старый. Господи… ну сколько можно тянуть кота за хвост?! –возмутилась она.
В следующий раз в палату к Офелии Мэтт вошел уже один. Пип,смерив его разъяренным взглядом, буквально затолкала его туда.
– Я ничего не обещаю, слышишь? – упиралсяон. – Посмотрим, как она себя чувствует, а там уже будем решать.
Но втайне Мэтт был согласен с Пип. Конечно, ему совсем нехотелось давить на Офелию. И потом он привык больше доверять собственнойинтуиции, а не детским прихотям, хотя уже не раз имел случай убедиться, что уПип светлая голова, а ее внутреннему чутью может позавидовать любой взрослый.Мэтт успел полюбить Пип всем сердцем – ничуть не меньше, чем. она его.
