— Зачем ты это сделала, Симона?
Она снова засмеялась.
— Зачем я трахалась с тобой? Хороший вопрос, безмозглый.
— Зачем ты их убила?
Симона не созналась, но и не стала отрицать. Она смотрела куда-то мимо Хака, словно ожидая чьего-то появления.
Мы все четверо напряглись.
Прошло несколько секунд.
— Всех их. Келвина, — продолжил Хак. — Как ты дошла до такого?
Смех Симоны был внезапным, резким, обескураживающим.
— Ты же знаешь, насколько я аккуратна, милый. Пора было избавиться от грязи.
Хак молчал. Быть может, он был потрясен. Или достаточно умен — с большим опытом пациента психотерапевтов, — чтобы использовать молчание как орудие.
Симона взмахнула пакетом и выгнула спину, словно демонстрируя свой скудный бюст.
— Она ни за что не остановится, — заметил Аарон Фокс. — Когда мы впервые с ней встретились, она была сплошная сексуальность.
— Забавно было поболтать с тобой, тупица, но давай просто сделаем это, — сказала Симона. Хак не ответил. Она снова посмотрела в сторону океана. — Теперь ты еще и онемел, дебил?
Молчание.
— Скажи что-нибудь, пусть болтает дальше, — прошептал Фокс. На его челюсти играли желваки, все его безразличие куда-то подевалось, и я понял, как он выглядел, когда работал в отделе убийств.
Симона подошла ближе к Хаку — на расстоянии вытянутой руки. Изображение с камеры не дрогнуло — значит, Хак стоял неподвижно.
Он не сдвинулся с места с того мгновения, как пришел на указанное ему место на пляже.
— Вот так, — произнес Трэвис.
— Как?
— Ты заплатишь мне — и будешь свободна от греха.
— От греха? — переспросила Симона. — Что это за хрень?
— Шестая заповедь.
— Что за… а, да хватит этого бла-бла-бла.
— Все ради денег, — обронил Хак, и в голосе его звучало сочувствие.
— Нет ничего слаще.
— Не только это, — продолжил Трэвис. — Ты завидовала Келвину. Всегда завидовала.
— Завидовала, — повторила она, словно это слово было ей незнакомо.
— У него был талант. У тебя были проблемы.
Симона смотрела прямо в камеру, ее грудь тяжело вздымалась. Она улыбнулась.
— Ты знаешь, в чем моя проблема, Трэвис? В том, что я торчу здесь и разговариваю с тобой, дебил, хотя могу просто отдать тебе бабло, чтобы ты мог обколоться или обнюхаться. Так что хватит разговоров — ты всегда любил поговорить.
— Ты была добра ко мне, чтобы управлять мной.
— Добра?
— Притворялась.
— Милый, ты такой управляемый…
— Чтобы ты могла прибраться в доме.
— Веник, тряпка, полироль, — пропела она.
— Твой отец давал тебе все, чего ты просила, Симона. Ты могла получить все, не убивая ее.
— Правда? — съязвила она. — Все мне и ничего ей? Ты действительно идиот.
— Достаточно ходить вокруг да около, Симона.
Она сунула ему пакет.
— Бери и захлопни пасть.
Ее изображение сделалось меньше — Хак попятился примерно на фут.
— Бери.
Майло подался вперед. Мо Рид бормотал:
— Давай, давай, давай…
— И все потому, что ты хотела золота для себя, Симона, — произнес Хак.
Она фыркнула:
— Я и получила золото. Неудачник.
— Мальчик, Симона. Ты обнимала его, целовала, играла с его волосами. Ты обнимала Надин. А теперь они чурки?
— Они всегда были чурками…
— Ты целовала их.
Симона расхохоталась.
— Как там говорили мафиози в «Крестном отце»? Сначала ты получишь поцелуй, а потом — пулю.
— Легко ли это было, Симона? Смотрела ли ты им в глаза — смотрела ли ты в глаза Келвину?
Смех Симоны стал громче.
— А что в этом такого? Все умирают одинаково.
— Продолжай говорить, — шептал Майло.
— Ты смотрела им в глаза, — утвердительно произнес Хак.
— Глаза меняются, — отозвалась Симона, и изобразила это сама — взгляд ее стал расплывчатым, туманным. — Это все равно что смотреть, как гаснет свет. Ни с чем не сравнимо. — Она снова выгнула спину. — Я видела, как гаснет свет в ее глазах, и кончила при этом.
Майло взмахнул сжатым кулаком.
— Попалась.
Симона уронила пакет на песок.
— Вот то, что ты хотел. Удачи тебе в смерти.
Камера не дрогнула.
— Ты считаешь, что я тебя разыгрываю, неудачник? Подойди и посмотри.
— Что ты с ними сделала, Симона?
— Съела, — ответила она. — С бобовой подливкой и «Кьянти»… а что я могла с ними сделать? Если б я даже засунула им в задницы динамит и взорвала — кому какое дело? Бери это и уползай прочь, червяк.
Она наклонилась над пакетом, запустила туда руку, достала перевязанную пачку банкнот и швырнула в Хака. Он не стронулся с места. Деньги упали на песок. Симона посмотрела на них.
— Что?
— Всё в порядке, — ответил Трэвис. — Оставь их и уходи.
Симона пристально смотрела на него.
— Оставь их и уходи, — повторил Хак. — Живи той жизнью, которую, как ты считаешь, ты заслужила.
— Что это — проклятье, какое-то колдовство? — съязвила Симона. — Да любое твое проклятье — это благословение.
Она повернулась, чтобы уйти. Остановилась, развернулась. Снова сунула руку в пакет и достала что-то, что не было деньгами. Длинное и тонкое. Она вскинула это перед собой.
— О черт! — выдохнул Фокс, когда Симона кинулась на Хака.
Камера поймала ее взгляд, пылающий и ледяной одновременно. Бесстрастное выражение ее лица, когда она нанесла удар ножом.
Руки Хака попали в поле зрения камеры, когда он попытался перехватить оружие.
Симона рванулась, вырвалась, зарычала. Брызнула кровь.
Хак не издал ни звука, в то время как она наносила ему удар за ударом.
Майло кинулся к лестнице, ведущей на пляж, Рид бежал за ним по пятам, потом обогнал его.
Фокс неотрывно смотрел на экран. Выбегая следом за Майло и Ридом, я увидел выражение его лица. Сейчас при взгляде на Аарона никто не назвал бы его элегантным и уверенным в себе.
Из динамиков ноутбука доносился повторяющийся звук — влажные тупые удары, и этот звук преследовал меня, даже тогда, когда я выскочил на пляж и оказался далеко за пределами слышимости того, что происходило в доме.
