Если быть до конца откровенным, я не верю в искренность Филиппа Красивого в этом деле и уж совсем не верю в честность Ногаре и Плезиана. Разумеется, они были фанатиками, но государства, а не Бога. Сквозь орден Храма король и его окружение видели иную цель. Какую?
Возможно, это был крестовый поход. Филипп Красивый, христианнейший король, внук Людовика Святого, умершего в крестовом походе, сын Филиппа III, также скончавшегося в крестовом походе (на этот раз на Арагон), не мог об этом не думать. На соборе во Вьенне он торжественно пообещал начать подготовку к походу. Но для этого ему требовались действенные средства: деньги, много денег, и достаточные военные ресурсы. И здесь снова встала проблема орденов. Раймунд Луллий в своем сочинении «Liber de jure» предложил объединить два ордена под властью великого магистра, которым мог бы стать неженатый король, специально избранный король-воитель (rex bellator). Филипп Красивый овдовел в 1305 г. Вполне возможно, что именно в этот момент Филипп задумался о том, чтобы возглавить новый орден и начать крестовый поход. А это означало неизбежную гибель для ордена Храма.[546]
De facto объединение орденов было осуществлено решениями собора во Вьенне. Согласившись с ними, король потребовал, чтобы орден госпитальеров, к выгоде которого они послужили, был «упорядочен и реформирован папским престолом как на уровне его руководства, так и на уровне его членов» (р. 201). Однако не станем забывать о том, что симпатии Филиппа Красивого принадлежали новому ордена, который находился бы под его контролем. В этом он разделял взгляды Хайме II Арагонского.
Я думаю, что причины отношения Филиппа к ордену Храма стоит искать именно в этом направлении. Во Франции орден не представлял военной опасности в отличие от того, что имело место в Испании. Но проблема здесь не военного порядка — она лежит в сфере идеологии и политики. Филипп Красивый, Эдуард I и Эдуард II, Хайме II проводили в отношении орденов Храма и Госпиталя одну и ту же политику, сокращая их привилегии. Из-за неудач в Святой земле, вина за которые возлагалась на ордены, рыцарям-монахам пришлось перейти к обороне, а короли этим воспользовались.
В то же самое время все эти монархи имели более или менее серьезные разногласия с папской властью, которые иногда принимали острую форму. Арагону пришлось противостоять крестовому походу, развязанному против него папой из-за той роли, которую это государство сыграло в Сицилийской вечерне. Эдуард I столкнулся с трудностями при решении вопроса о десятине с духовенства. Филипп Красивый сознательно разжигал конфликт с Бонифацием VIII по поводу этой же самой десятины, а также церковных юрисдикции. Военные ордены находились под прямым контролем папы. Разве не могло папство, даже ослабленное жестокими ударами, нанесенными Филиппом Красивым Бонифацию VIII, прибегнуть к услугам орденов? Тамплиеры Франции поддержали короля в его борьбе против Бонифация VIII. Но в Ананьи того же самого Бонифация VIII защищали тамплиеры и госпитальеры. В любом случае ордены Храма и Госпиталя, независимо от занятых ими в той или иной ситуациипозиций, не переставали быть независимыми и могущественными орденами, подчиненными авторитету папы.
Положение централизованных монархий, при всех тонкостях, было таким же. Филипп Красивый осмелился нанести удар Бонифацию VIII, прибегнув к насильственным действиям. И он же располагал всеми возможностями для того, чтобы посредством такого же насилия разделаться с военными орденами, как с потенциальными орудиями папства. Эдуард II, только что унаследовавший своему отцу, и Хайме II, никогда не веривший обвинениям, выдвинутым против ордена Храма, пошли по следам Филиппа, так как быстро осознали, что для них это означало возможность сократить влияние ордена Храма и, вообще, военных орденов в своих государствах.
В соответствии со сказанным отношение этих королей к ордену госпитальеров ничем не отличалось: они вовсе не собирались ему покровительствовать по той простой причине, что лелеяли на его счет те же самые планы, что и в отношении ордена Храма, и обвиняли его практически в тех же прегрешениях. В их задачи не входило устранить один, чтобы усилить другой. Поэтому-то Филипп и Хайме II (в Англии проблема стояла менее остро) стремились к созданию на развалинах Храма нового ордена. Однако между ними существовало различие: Хайме II думал прежде всего о Реконкисте и строил свой план в традициях национальных орденов Иберийского полуострова. Филипп смотрел гораздо шире: его планы охватывали крестовый поход, Иерусалим, непререкаемый авторитет на Западе. Он мечтал об ордене, который был бы ему подотчетен, если не подвластен.
В письме от 24 августа 1312 г., в котором он наконец согласился с передачей имущества ордена Храма госпитальерам, Филипп угрожает: нужно, чтобы орден госпитальеров «стал приемлемым для Бога и церковных и светских людей, а не опасным, а также, насколько возможно, полезным для помощи Святой земле» (р. 201–203). Орден госпитальеров был так же непопулярен, как и орден Храма. С точки зрения нравственности в начале XIV в. ситуация внутри него была такой же незавидной, как и та, за которую упрекали орден Храма. Он вполне мог разделить с орденом Храма его судьбу. Комментируя вышеприведенное высказывание Филиппа Красивого, Жорж Лизеран, редактор «Досье дела тамплиеров», отметил: «Эта оговорка, возможно, была сделана с подачи советников короля в качестве отправной точки для нового дела, на сей раз против ордена Госпиталя» (р. 201, п. 2).
Международные военные ордены служили препятствием на пути развития централизованных монархий. В рамках современного государства для них не оставалось места: им надлежало покориться, если не исчезнуть. Орден Храма оказался «козлом отпущения».[547] Если он и поплатился за другие ордены, то в конечном счете дело встало из-за пустяка: орден госпитальеров был еще и благотворительным. Ему удалось сменить окраску без всякой реформы (Родос). Против ордена Храма выдвигались разоблачения Эскье де Флуарана, которые прекрасно сочетались со всеми стереотипными представлениями о ереси. Наконец, имел свое значение и случай, и Плезиан этого не скрывал: «Победа была радостной и чудесной, потому что Бог, под предлогом другого дела, собрал всех руководителей преступного ордена из разных стран мира в вышеназванное королевство, чтобы там они предстали перед правосудием по поводу того, что было раньше» (р. 117). Уничтожение ордена Храма, безусловно, означало лишь конец первого этапа. Если же второй этап, упразднение ордена госпитальеров, преодолеть не удалось, то это лишь потому, что дело тамплиеров завершилось и обернулось не совсем так, как хотел Филипп Красивый и его советники. Однако чтобы сломить орден Храма, они привели в действие беспощадный механизм. Не является ли тоталитаризм одним из возможных путей развития современного государства?
О пытке
Пытка не была нововведением в судебных процедурах средневековья, «она входила в обычный инструментарий правосудия. Ни у кого не возникало и мысли о недействительности признаний, полученных такими средствами».[548] Но это неверно. Во время дела тамплиеров пытка вышла на первый план, о ее использовании открыто говорили и ставили под сомнение добытые с ее помощью признания — и это в то самое время, когда шел процесс. А вот это уже новшество. Существовало два мира. Мир пытки, где тамплиеры признавались во всем и в чем угодно; в него входила Франция и ее сателлиты — Наварра, Прованс, Неаполь и папское государство. И другой мир, где ее не применяли вовсе или применяли с запозданием и неохотно и где тамплиеры не спешили с признаниями, — Иберийский полуостров, Северная Италия, Германия и Англия. Однако этот второй мир был не менее жестоким и беззаконным, чем первый.
