В ночь на 20-е король покинул Тюильри и укрылся в Генте. «Людовик XVIII утверждал, что умрет в сердце Франции; если бы он сдержал слово, легитимная монархия просуществовала бы еще целый век», — напишет Шатобриан в «Замогильных записках». 20 марта в 9 часов вечера Наполеона с триумфом внесли на руках в Тюильри, над которым развевался трехцветный флаг.
Либеральная империя
Анри Уссей убедительно показал, что триумфальное возвращение Наполеона в 1815 году ни в коей мере не явилось результатом заговора кучки таких бездарных бонапартистов, как Эксельманс, Друэ д'Эрлон и другие; внезапное возвращение императора привело их скорее в замешательство. Общественное движение, открывшее перед Наполеоном двери Тюильри, было представлено крестьянами, рабочими и солдатами, недовольными Бурбонами. Страх перед реставрацией, обеспокоенность рабочих ростом безработицы, преклонение солдат перед императором помогли Наполеону больше, чем интриги какого-нибудь Маре или Лефевра-Деноэтта. И все же не обошлось без недоразумений.
Наполеон надеялся на поддержку нотаблей, недовольных посягательствами эмигрантов на их права. Он рассчитывал на энтузиазм народа (декрет от 21 марта, который отменял дворянство и феодальные титулы, изгонял из Франции эмигрантов и налагал секвестр на их имущество, призван был поддержать этот энтузиазм), и не только на него. Но холодная встреча, оказанная Наполеону властями в Гренобле, открыла ему глаза на его заблуждение: буржуазия его бойкотировала. И хотя он назначил прежних министров (некоторые из них не без колебаний на это согласились): Декрэ во главе военно-морского министерства, Годена — министерства финансов, Мольена — государственной казны, Маре — государственного секретариата, а Фуше — полиции (хотя герцог Отрантский предпочел бы министерство иностранных дел), — он понял, что Францией уже нельзя управлять по-прежнему. Казалось, настал 1793 год. «Это рецидив Революции», — не без преувеличения заметил один из современников. Наполеон признавался Моле: «Ничто так не поразило меня по возвращении во Францию, как эта ненависть к духовенству и дворянству; я нашел ее такой же повсеместной и яростной, какой она была в начале Революции. Бурбоны вдохнули в революционные идеи новую жизнь». Несмотря на то, что революционный энтузиазм проявился лишь в отдельных районах Франции, прежде всего на юго-востоке, он произвел на Наполеона тягостное впечатление. «Не желаю быть королем Жакерии», — заявил он. И вновь, как в 1793 году, приходилось ставить заслон якобинскому варианту развития событий. Народное движение вынудило его раскрыть объятия бывшим соперникам — либералам, которые казались теперь наименьшим злом. Карно, «организатор победы», удостоился портфеля министра внутренних дел, а Бенжамен Констан после встречи в Тюильри с тем, кого он несколькими днями раньше сравнивал с Чингисханом и Аттилой, стал авторитетным политическим советником Наполеона. Желая привлечь к себе либеральную буржуазию, Наполеон издал в Лионе декрет, который гласил: «Избирательные коллегии Империи соберутся на чрезвычайную ассамблею на Майском Поле для усовершенствования нашей конституции в интересах Нации».
Возможно, Бенжамен Констан и не сыграл в разработке проекта новой конституции той важной роли, какую приписал себе в «Мемуарах о Ста днях». Однако скорее всего именно он был инициатором изменений, отличавших Дополнительный акт от Хартии: снижение уровня избирательного ценза, подотчетность министров палатам (вопрос о том, вводил ли Дополнительный акт парламентскую Республику, долго обсуждался юристами от Жозефа Бартелеми до Радиге), публичность дебатов, отмена цензуры и юрисдикции чрезвычайных законов, свобода вероисповедания. Однако две ошибки (одна из которых была допущена Наполеоном): введение наследственного пэрства, то есть сохранение дворянства, и само название «Дополнительный акт к конституциям Империи», не предполагавшее радикальных преобразований наполеоновского государства, — скомпрометировали в глазах общественности либеральную направленность этого документа.
Появилось множество памфлетов, критиковавших Дополнительный акт, что обусловило его провал на плебисците: из пяти миллионов избирателей лишь 1 532 527 сказали «да» и 4 802 — «нет». Количество воздержавшихся было значительным на западе и на юге. Много положительных ответов было получено на севере, востоке и юго-востоке. В деревнях проект был встречен с большим одобрением, чем в городах. Церемония на Майском Поле, где были оглашены результаты плебисцита, разочаровала парижан. Мишле, которому в 1815 году было 17 лет, напишет: «В то время я жил расиновской "Аталией". Не могу выразить своего удивления, когда я увидел Бонапарта, облаченного в тогу римского императора — белую, невинную тогу Элиасена. Она не соответствовала ни его возрасту, ни мавританскому цвету лица, ни обстоятельствам: ведь он вернулся не для того, чтобы принести нам мир». К середине апреля народный энтузиазм сошел на нет, скептически настроенные нотабли продолжали дуться. Их глашатай Фуше сформулировал настроения крупной буржуазии в разговоре с Паскье: «Этот человек (Наполеон) ничему не научился и возвратился еще большим деспотом, еще более воинственно настроенным, наконец, еще более безумным, чем прежде… На него набросится вся Европа; он не устоит, и через четыре месяца все кончится. Я не против возвращения Бурбонов. Нужно только, чтобы оно было обставлено не так глупо, как это сделал в прошлом году Талейран; нельзя, чтобы все мы зависели от их прихоти. Нужны продуманные действия, надежные гарантии». В Вандее, несмотря на поражение герцога Бурбон-ского, ширилось сопротивление роялистов. Решение вновь провести там рекрутские наборы обернулось бедой. 15 мая Вандея восстала по призыву ее бывших руководителей: Сю-заннета, д'Отишана, Луи де Ла Рошежаклена. 22-го Наполеон вынужден был сформировать Луарскую армию во главе с генералом Ламарком. Этих восьми тысяч солдат ему будет катастрофически не хватать в битве при Ватерлоо. Часть генералов и маршалов, таких, например, как Мэзон, последовала за Людовиком XVIII в изгнание. К роялистской оппозиции примкнули либералы. Они вошли в новую палату представителей после выборов, в ходе которых количество воздержавшихся от голосования нередко превышало 50 процентов. Рейнуар, автор «Тамплиеров», был избран в коллегию Бриньоля двадцатью шестью голосами против десяти, отданных за его соперника! Воскресли из небытия многие бывшие члены Конвента (Барер, Камбон, Друэ, Ланжюинэ, Лафайет, хотя иные, например Рошгюд, отказались баллотироваться).
Встречались и известные имена: Дефермон, Мутон-Дюверне, Арно, Шапталь, Боне де Трейси, Бувье-Дюмоляр, но было немало и незнакомых. Из вновь прибывших — Манюэль, будущий идеолог либералов. Избранная ничтожным количеством избирателей, палата намеревалась, однако, играть более значительную роль, чем та, которую ей уготовил Наполеон. Так, противники режима начали с того, что посадили председателем палаты Ланжюинэ, 6 июня — отказались присягнуть на верность конституциям Империи. Фуше незаметно приводил в движение рычаги парламентской оппозиции.
На пути к войне
Наполеон был обречен. В самом деле, его подстерегали две опасности: предательство и поражение в войне. Несмотря на чистки, предпринятые Карно (они коснулись прежде всего префектов — традиция, которую отныне возьмут на вооружение все правительства), административный персонал оставался ненадежным.
