* * *
В своих воспоминаниях Маршал Советского Союза тов. ЧУЙКОВ В. И. делает целый ряд довольно оригинальных, но крайне сомнительных, вследствие слабой аргументации, выводов и обобщений. Они нередко расходятся с принятой у нас официальной точкой зрения и поэтому, на мой взгляд, заслуживают определенного внимания.
Подводя итоги Висло-Одерской операции, тов. Чуйков В. И. пишет:
«За восемнадцать дней мы прошли с боями, без остановок более пятисот километров, совершили огромный по масштабу и стремительный по темпу стратегический бросок. И если бы Ставка и штабы фронтов как следует организовали снабжение и сумели доставить к Одеру нужное количество боеприпасов, горючего и продовольствия, если бы авиация успела перебазироваться на приодерские аэродромы, а понтонно-мотостроительные части обеспечили переправу войск через Одер, то наши четыре армии — 5-я ударная, 8-я гвардейская, 1-я и 2-я танковые — могли бы в начале февраля развить дальнейшее наступление на Берлин, пройти еще восемьдесят-сто километров и закончить эту гигантскую операцию взятием германской столицы с ходу.
Ситуация нам благоприятствовала. Гитлеровские дивизии, связанные наступательными действиями наших войск в Курляндии, в Восточной Пруссии, в районе Будапешта, конечно, не могли помочь берлинскому гарнизону. Дивизии же, перебрасываемые Гитлером с Западного фронта из Арденнских лесов, еще не были готовы для активных действий. Я уверен, что 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты могли выделить дополнительно по три-четыре армии, чтобы вместе с нами решительно двинуться на главный военно-политический центр фашизма — на Берлин. А овладение Берлином решало исход войны» («Октябрь», № 4, стр. 128–129). А далее утверждает:
«…что сил для продолжения Висло-Одерской операции исключительно до штурма Берлина у нас было достаточно;
что опасения за правый фланг 1-го Белорусского фронта были напрасны, так как противник не располагал достаточными резервами для нанесения серьезного контрудара (кстати, это признал и сам Гудериан в своих „Воспоминаниях солдата“);
что планированный удар противника из района Штеттина мог осуществиться не ранее 15 февраля, причем незначительными силами;
что при решительном наступлении на Берлин в первой половине февраля силами семи-восьми армий, включая три-четыре танковые, мы могли сорвать удар противника из района Штеттина и продолжать движение на запад;
что для защиты столицы Германии в начале февраля у Гитлера не было достаточных сил и средств, как не было и подготовленных инженерных оборонительных рубежей; следовательно, путь на Берлин, по существу, оставался открытым» («Октябрь», № 4, стр. 129–130).
Несомненно, вывод автора о возможности взятия Берлина с ходу и окончания войны еще в феврале 1945 года является довольно оригинальным. Однако он крайне слабо аргументирован и поэтому не убедителен.
Невольно возникает вопрос: если путь на Берлин был открыт, то кто же мешал войскам 8-й гвардейской армии успешно форсировать реку Одер и триумфальным маршем прийти в логово фашистского зверя?
Однако, как признает автор воспоминаний, его войскам не удалось с ходу форсировать Одер, и дело тут, очевидно, не в том, что генерал Середин не обеспечил зенитного прикрытия, а в том, что противник сумел ко времени подхода наших войск к реке ОДЕР организовать достаточно прочную оборону. Это подтверждается еще и тем, что уже после форсирования реки ОДЕР частям и соединениям 8-й гвардейской армии потребовалось затратить немало усилий и времени (порядка двух недель), чтобы расширить плацдарм до размеров, обеспечивших сосредоточение там необходимого количества войск 1-го Белорусского фронта, начавших с него мощное наступление на Берлин.
К тому же даже после захвата нашими войсками плацдармов на западном берегу реки ОДЕР противнику удалось сохранить за собой предмостные укрепления с центром в городе КЮСТРИН. Значительная часть его войск хотя и была окружена, но продолжала удерживать такие важные в оперативном отношении пункты, как города ШНЕЙДЕМЮЛЬ, ПОЗНАНЬ, БРЕСЛАУ, сковывая наши силы и средства, в том числе и соединения 8-й гвардейской армии. Противник удерживал также всю территорию Померанской провинции вплоть до города ДАНЦИГА, сосредоточивая на севере крупную группировку «ВИСЛА». К этому следует добавить, что коммуникации наших войск оказались растянутыми на 500 и более километров, железные дороги не работали, железнодорожные мосты через реку ВИСЛА были выведены из строя; запасы истощились, боевая техника и вооружение требовали восстановления и пополнения. Спрашивается, о каком наступлении на Берлин могла идти речь в таких условиях?
Конечно, в настоящее время проще рассуждать об этом. Если бы то да если бы другое… то можно было бы взять Берлин с ходу и в феврале закончить войну. Но, видимо, все эти «если» надо рассматривать с позиций того времени, а не сегодняшнего дня. Были ли тогда возможности, чтобы в сроки, указанные автором, материально обеспечить проведение операции по взятию Берлина и окончанию войны или нет. При этом нельзя забывать и того, что эту операцию надо было провести наверняка с полной гарантией в успехе.
Автор заявляет, что проведение этой операции «было связано с риском». Но какая военная операция обходится без риска? («Октябрь», № 4, стр. 129.)
На мой взгляд, с таким мнением автора в данном случае никак нельзя согласиться. Бесспорно, при проведении каждой военной операции есть определенный риск, но он, как правило, обусловливается расчетом на какие-то факторы, сводящие этот риск на нет. Иначе это будет не риск, а безрассудный азарт и авантюризм, которые неизбежно приведут к поражению «рискующего».
Прибегая к терминологии автора, можно задать ему такой вопрос. А если операция, которую, по его мнению, можно было провести в феврале 1945 года, окончилась бы для нас неудачно?
Нетрудно понять всю тяжесть и последствия подобного поражения не только в связи с потерями в живой силе и технике, но и в моральном отношении. При этом нельзя сбрасывать со счетов и возможную реакцию на такое поражение наших союзников военного времени — США и Англии.
В решении такой большой и ответственной задачи, как проведение операции по овладению Берлином, в результате которой должна была последовать капитуляция Германии, делать ставку на риск по меньшей мере безрассудно. Эту операцию надо было так тщательно и всесторонне подготовить, чтобы провести ее с полной гарантией в победе.
Поэтому мне представляется, что вывод Маршала Советского Союза тов. Чуйкова В. И. о возможности взятия Берлина и окончания войны в феврале 1945 года требует более всесторонней аргументации, изучения, а возможно, и специального обсуждения. Преподносить же его в таком виде широкому кругу читателей было со стороны автора по крайней мере преждевременно, если не сказать больше.
Не очень вески аргументы автора и в его утверждении о том, «…что капитуляция германских вооруженных сил началась или, точнее, состоялась значительно раньше 8 мая, что командование германских вооруженных сил было вынуждено принять условия безоговорочной капитуляции из рук Вооруженных сил СССР» («Октябрь», № 5, стр. 135–136).
