Ее, свою богиню.
После траурной церемонии он почувствовал огромное облегчение. Правда, слезы все еще катились по его лицу, но так было нужно. Он страдал, он был в трауре, он не мог справиться со своей болью. Ни один человек в мире не мог бы вынести подобной огромной потери. Никто не был несчастнее его, никто так не нуждался в сочувствии, как он, и весь мир должен был не только заметить это, но и подобающим образом принять к сведению.
Он первым последовал за гробом и, как только траурная процессия вышла из церкви, сразу же надел темные очки.
— Я могу с тобой поговорить? — тихо спросила Тильда, после того как священник попрощался с ними.
— Да, — недовольно ответил Матиас. — В чем дело?
— В Алексе.
— Да, ну и что? Ты не знаешь, почему он не пришел?
— Он работает, Матиас. Он попытался взять отгул, но ему не дали. Его не отпустили. Ты же знаешь, как это бывает.
Матиас кивнул.
— Не получается у него ничего в «Раутманнсе», Матиас. Ты знаешь это заведение только как клиент и не имеешь ни малейшего понятия, что там происходит на самом деле. Это сущий ад. Хуже, чем в гостинице. И Алексу там очень плохо.
Некоторые из присутствующих подошли к ним попрощаться.
— Тильда, мы не могли бы обсудить это в другой раз? Я сегодня проводил мать в последний путь, и, видит Бог, сейчас у меня совсем другое в голове. Кроме того, у меня, как видишь, нет ни возможности поговорить с тобой, ни времени. Я позвоню в ближайшие дни, о’кей?
— Нет, не о’кей! — прошипела Тильда. — Я считаю, что это очень срочно. Алекс угробит себя там, ему нужно немедленно уходить, но он не решается уволиться.
— Почему?
— Из-за тебя, черт возьми! Ты устроил его на работу, и он думает, что должен тебе что-то доказать. Он будет чувствовать себя неудачником, если бросит эту работу, ты это понимаешь? Но он уже не может. Его там унижают, он больше не выдержит. Если кто-то и может ему помочь, то это ты!
— Как только у меня будет время, я с ним поговорю.
У Тильды от возмущения отнялась речь. У нее так много наболело, ей хотелось рассказать Матиасу обо всем, что она услышала от Алекса. Их сын был в клетке со львами, и его медленно и с наслаждением разрывали на кусочки. А у Матиаса не было времени! Как всегда!
Она молча смотрела на него. В ее взгляде отчаяние сменялось яростью.
— Я позвоню тебе, — добавил Матиас.
Тильда повернулась и не попрощавшись ушла.
В доме выдержать было невозможно, Матиас едва не сошел с ума. Он слышал, как мать ходит по гостиной, слышал радио, которое целый день играло в кухне. Он слышал ее шаги на лестнице и звон посуды, ему даже казалось, что до него доносится запах жареного лука. Какую бы еду Генриетта ни готовила, она всегда начинала с того, что поджаривала лук.
Пару раз он сбегал по лестнице вниз, потому что был уверен, что она позвала его.
В спальне еще чувствовался запах ее ночного крема, а в ванной все выглядело так, будто она в любой момент войдет сюда и будет чистить зубы.
При этом ее не было здесь уже несколько недель.
Ее присутствие становилось просто невыносимым.
Он начал паковать ящики для переезда. Искал вещи, которые могли понадобиться ему в Монтебеники. Немного посуды, полотенца, пылесос и моющие средства, постельное белье, косметика для ванны, книги, которые он собирался прочитать еще несколько месяцев или даже лет тому назад. Две настольные лампы, свечи и подсвечники, будильник и несколько фотографий, которые он всегда любил, но которые уже никогда не увидит его мать. Он ходил по дому и время от времени укладывал в ящик какую-нибудь мелочь.
Затем он упаковал два чемодана с одеждой, которую не хотел оставлять в Германии. Для новой жизни, которая должна была помочь ему забыть свою богиню.
А потом он позвонил Джанни.
— Я приеду завтра вечером, — сказал он. — Скорее всего, около восьми часов. Давай встретимся в моей квартире.
Джанни согласился.
Этого оказалось достаточно. Больше Матиасу ничего не было нужно, чтобы пережить остаток дня и ночь до отъезда.
В пол-одиннадцатого вечера Матиас зашел в ресторан «Раутманнс».
— Buonasera[91], Карло, — подчеркнуто любезно приветствовал он официанта. — Come va?[92]
— Tutto bene, grazie[93].
Матиас уселся за стол, довольно долго читал меню и наконец заказал ужин из четырех блюд и бутылку «Бароло».
— Мой сын еще работает? — спросил он, диктуя Карло свои пожелания.
Карло кивнул:
— Si, si[94].
— И как долго еще?
— До конца рабочего дня. До полуночи или позже. Как получится.
— А когда он сегодня начал работать?
Карло пожал плечами и взглянул на потолок, словно раздумывая.
— Я не знаю. Но когда я пришел в двенадцать, он уже был здесь.
Значит, Тильда права. У Алекса снова был рабочий день продолжительностью от четырнадцати до шестнадцати часов, а эти свиньи даже не отпустили его на похороны бабушки.
Еще никогда ужин не казался Матиасу таким длинным, еще никогда каждый глоток не давался с таким трудом. Его рецепторы, отвечавшие за вкус, были отключены, и он не мог отличать рыбу от мяса.
Бутылку вина он уже давно выпил, но не хотел больше ничего заказывать. Через несколько часов ему надо уезжать. Он никак не мог дождаться, когда же снова увидит Джанни. Только мысль о нем могла улучшить его настроение в данный момент.
Постепенно ресторан пустел. Матиас выпил два эспрессо и съел три ricciarelli[95].
По крайней мере, он мог еще чувствовать вкус марципана и миндаля.
— Ты что, не можешь втолковать своему отцу-пидору, чтобы он не заявлялся сюда перед закрытием и не заказывал самое сложное меню? — заорал Маевски на всю кухню. — Как по мне, пусть приходит в восемь часов. Но нет же! Мы уже наводим порядок, и тут появляется эта царственная особа и всем приходится прыгать вокруг него!
Алекс вздрогнул. Он сказал «отцу-пидору»! Перед всеми. Этого он Маевски никогда не простит. Еще слово, и он даст ему в морду. Внутренне Алекс уже настроился на это.
Повара засмеялась.
