– Ладно-ладно, простите меня. – Все еще улыбаясь, адмирал делает глоток вина. – А в посольстве про это знают?
– Надеюсь, что нет… Хотя мне бы больше всего хотелось, чтобы им стало известно и чтобы они предотвратили это безумие.
Адмирал посерьезнел. Сейчас он смотрит на дона Эрмохенеса почти сурово.
– Сделайте все возможное, чтобы этого не случилось.
– Не беспокойтесь. – Дон Эрмохенес сглатывает слюну. – Я же дал вам слово. Об этом будем знать только мы, непосредственные участники.
Дон Педро поворачивается к Брингасу:
– А вы, аббат?
– Мой рот запечатан наглухо, не беспокойтесь, – обещает аббат, уписывая ужин за обе щеки. – Могу ли я лишить себя такого зрелища? Да ни за какие коврижки!
Библиотекарь смотрит на него с осуждением.
– Такое впечатление, что вас только обрадует, если адмирал и Коэтлегон поубивают друг друга… При этом я сам слышал однажды, как вы критикуете дуэли.
– Ничего личного, – ответствует Брингас, ни капли не смутившись. – Я, разумеется, очень ценю сеньора адмирала, а Коэтлегон, по моему мнению, пижон и дурак. Мое удовлетворение объясняется причинами более глубокими, чем личная приязнь или неприязнь.
– Понимаю, – кивает адмирал.
Сбитый с толку, дон Эрмохенес смотрит то на одного, то на другого.
– А я совершенно ничего не понимаю, – признается он.
– Сеньор аббат имеет в виду концептуальную сторону дела, – поясняет адмирал. – С этой точки зрения забавляет то, что мы, глупцы, становимся жертвами собственной глупости. И он прав.
Брингас протестует, прижав руку к заплатке на камзоле, которая располагается аккурат на уровне сердца.
– Да я никогда бы не осмелился…
– Ничего, забудьте. – Адмирал поворачивается к дону Эрмохенесу: – Кто еще собирается присутствовать?
– В третьем экипаже прибудет доктор и распорядитель дуэли. Для этой роли Лакло пригласил мсье Бертанваля, энциклопедиста, которому можно доверять. Мне показалось, что это правильное решение.
– И мне так кажется. Этот господин был очень любезен, согласившись участвовать.
– Он сказал, что не может отказать коллеге-академику.
– Еще бы, – недобрым голосом добавил Брингас. – А заодно отказать себе в удовольствии увидеть, как вы выпустите друг другу кишки.
Дон Эрмохенес смотрит на него с неприязнью. Затем переводит глаза на свою тарелку, опустошенную наполовину, и отодвигает ее с видом человека, потерявшего аппетит.
– Особое внимание следует уделить обуви, – скромно говорит он. – В этот час трава на лугу мокрая. Можно поскользнуться.
– Я позабочусь об этом, – заверяет его адмирал, не изменившись в лице. – А что у нас с оружием?
– Два офицерских эспадрона, абсолютно одинаковые. Оба являются собственностью Коэтлегона. Он знает, что у нас нет оружия, и готов одолжить свое. Я на всякий случай раздобыл точно такую же шпагу, во всяком случае, очень похожую, чтобы сегодня вечером вы могли немного поупражняться… Вы просто обязаны прислушаться к моему совету и посетить какой-нибудь фехтовальный зал, чтобы как следует размяться. Вспомните атаки, батманы и прочие старые трюки.
– В этом нет необходимости. Время от времени я тренируюсь в Мадриде, в Военном кружке, чтобы немного поупражняться. И старые трюки, как вы изволили выразиться, я все отлично помню. Особенно самый главный, наиболее подходящий для моего возраста: защищаться, терпеливо дожидаясь, когда противник допустит ошибку.
– А я лично уверен, что вы заколете этого типа, – заявляет Брингас, не прекращая жевать. – Его самого, а также надменность и разврат, которые он собой олицетворяет…
– Если вас это так беспокоит, – упрекает его дон Эрмохенес, – могли бы и сами вызвать его на дуэль.
Вилка на секунду застывает в руке Брингаса: откинувшись на стуле, он презрительно смотрит на библиотекаря.
– Мое дело – не шпага и не пистолет, дорогой сеньор. Мое дело – предупредить, пока что лишь метафорически, о том, что тиранов и их приспешников в ближайшем будущем ожидает эшафот. Скоро мы услышим страшный грохот Истории! А мое орудие – это сила моего пера: Longa manus calami![83]Про это вы уже слышали… Да, чуть не забыл: сосиски превосходные!
Дон Эрмохенес его не слушает. Он повернулся к адмиралу, на лице его написана искренняя печаль:
– Вы думаете, у нас все будет хорошо?
Дон Педро вновь улыбается, на этот раз теплее и мягче.
– Спасибо вам за это множественное число, дорогой дон Эрмес. Но, признаться, я не знаю. В таких делах приемы и ловкость решают далеко не все: удача должна подкинуть козырного туза.
– Главное – быть хладнокровным. А еще меня беспокоит, что вас будто бы не заботит предстоящая драка!
– Очень даже заботит. У меня нет ни малейшего желания завтра на рассвете испустить дух. В первую очередь я думаю о моих сестрах… Тем не менее есть вещи, которые невозможно предусмотреть. Существуют определенные правила.
– Нелепые, абсурдные правила, адмирал! Дело в том, что понятие чести…
– Я говорю не об этой разновидности правил. Я имею в виду вещи более личные. Более интимные.
Наступает тишина, нарушаемая лишь жеванием аббата. В ресторане приятно пахнет – специями, копченостями и соленьями, – этот запах бодрит и усиливает аппетит. Несмотря на это, адмирал едва притрагивается к своему блюду, да и дон Эрмохенес не слишком усердствует в поедании пищи. И только Брингас, как всегда, старается за всех. Этот ресторан, пояснил он, когда они делали заказ, не имеет ничего общего с нищим пансионом на улице Мове-Гарсон, где он обычно кое-как перекусывает бок о бок с работягами и торговцами рыбой. Да и то лишь в тех случаях, когда может себе это позволить за шесть чертовых сольдо.
– Да, вот еще что, – говорит библиотекарь с таким видом, словно тщательно все обдумал, прежде чем обсуждать с остальными. – Понадобятся два письма, одно подписанное Коэтлегоном, другое – вами. Они пригодятся, если… В общем, в них вы поясните, что полученные повреждения нанесли себе сами и никого не надо в них винить.
Адмирал слушает его равнодушно.
– Напишу сегодня вечером.
Дон Эрмохенес кладет руку ему на плечо.
– Вы понимаете, что, если вы… гм… если случится несчастье, тот, кто прочтет это письмо, сочтет, что вы покончили с собой?
– И что?
– Это не христианская кончина, дорогой друг!
– Никогда не мечтал о христианской кончине.
На миг Брингас отвлекается от еды, поднимает глаза на адмирала и согласно кивает.
– Это делает вам честь, сеньор. Иного я и не ждал.
