Его сестры Ампаро и Пелигрос выходят в прихожую, услышав, что кто-то открыл дверь. Они в домашних халатах и тапочках, волосы убраны под накрахмаленные чепцы. Высокие, худые, с такими же светлыми, как и у адмирала, глазами – зеркало отражает три очень похожих лица, подчеркивая их семейственность и превращая всю сцену в милый домашний портрет.
– Как дела в Академии, Педрито?
Адмирал улыбается. Ласковое обращение подчеркивает, что сестры еще не пришли в себя от волнения, вызванного его приездом. Вчера они чуть не сошли с ума от радости, вскрикивали, как маленькие девочки, и едва не задушили в объятиях, на которые обычно не слишком щедр их замкнутый, сдержанный нрав. Приоткрыв рот от удивления и восторга, они смотрели, как он достает подарки, купленные для них во время путешествия: две одинаковые шелковые шали из Лиона, два аршина кружев, две низки агатовых четок, две камеи с изображением французской королевской четы и набор гравюр с видами Парижа. Потом они приготовили брату ужин из всего, что нашлось в доме – яйца и мясные тефтели, – и допоздна сидели с ним за столом, вытянув ноги к каминной решетке и прикрыв их юбками, и расспрашивали его обо всем, что приходило в голову. Затем проводили брата в спальню, и каждая нежно поцеловала его в лоб, после чего он повалился в кровать, совершенно обессиленный, и уснул, не разобрав багаж.
– Все прошло хорошо. Директор и коллеги очень довольны.
– Еще бы им не быть довольными! Такая поездка… А столько сил вы на нее потратили! Никаких благодарностей не хватит.
Дон Педро рассеянно улыбается. Пелигрос помогает ему снять камзол, а Ампаро указывает на дверь столовой:
– Ужинать будешь? У нас чего только нет.
Адмирал отрицательно качает головой. В полдень он обильно отобедал: директор Вега де Селья пригласил его вместе с доном Эрмохенесом в «Золотой фонтан», чтобы отпраздновать благополучное возвращение и подготовить вечернее заседание в Академии, на котором состоялась презентация «Энциклопедии» перед коллегами. Так что сейчас единственное, чего бы ему хотелось, – надеть халат, сменить сапоги на турецкие туфли и спокойно усесться в своем кабинете с одной из книг, приобретенных в Париже для личных нужд. Например, дочитать наконец «Morale universelle» Гольбаха, где осталось всего несколько страниц: благодаря охранным свидетельствам и официальным разрешениям, имевшимся у них с библиотекарем, двенадцать дней назад им без каких-либо затруднений удалось пройти Ирунскую таможню, спрятав Гольбаха в свертках с «Энциклопедией».
– Мы разобрали твой чемодан, – говорит Пелигрос, вешая камзол на вешалку. – Все лежит у тебя в спальне на кровати.
Адмирал, которому показалось, что сестры тайком обменялись понимающим взглядом, расстегивает жилет и проходит по сумрачному коридору, где тени будто бы оживляют корабли, изображенные на гравюрах в рамках, развешанных на стенах. Спальня, освещенная трехрогим канделябром, на котором горит всего одна свеча, высокий потолок с деревянными балками, платяной шкаф из ореха, комод, зеркало с мраморным подзеркальником, плетеная циновка, старый сундук на полу и табурет.
– Мы тут ничего не трогали, это же твои вещи, – говорит Ампаро.
Предметы, которые сестры достали из чемодана, разложены на кровати, отсутствует только грязное белье, унесенное в стирку, да чистая одежда, убранная в комод и разложенная в платяном шкафу. На покрывале из Дамаска адмирал обнаруживает кожаный футляр с гребнем из морской черепахи, ножницы и предметы личной гигиены; еще один футляр, а в нем – иголки, катушки с нитками, коробочка с лезвиями для бритья, французские книги, пару путеводителей, пригодившихся ему в пути; карту постоялых дворов, нанесенную на кусок ткани и сложенная вчетверо; нож на все случаи жизни, платяную щетку… И нарочно выложенную на самое видное место, поверх всего, – позолоченную рамочку с черным силуэтом мадам Дансени, полученную адмиралом в парижской гостинице за день до отъезда, после того как он отправил короткое и достаточно официальное прощальное письмо. Портрет был обернут в шелковую бумагу и перевязан лентой, к нему прилагалась книжечка «Thèrèse philosophe» и, в качестве ответа на прощальное письмо адмирала, краткая записка, начертанная от руки и прикрепленная на обороте:
Есть мужчины, которые проходят по жизни, не оставив следа, но есть и другие, которые не забываются. Надеюсь, вы сохраните меня в своей памяти.
Взяв портрет в руки, дон Педро долго любуется им, затем переворачивает и еще раз читает надпись. Его охватывает ощущение чего-то обретенного и потерянного, а также неизбежности смирения и беспощадной власти времени и расстояния. Книгу он умышленно оставил в Париже в отеле, а портрет забрал с собой. Этот портрет, аккуратно выполненный тушью, изображает очень красивую, изящную женщину с высокой прической и зонтиком в руках. Тонкие линии в точности передают очертания той Марго Дансени, какой она осталась в памяти адмирала.
– А она ничего, – замечает Ампаро, стоя в дверях.
Дон Педро оборачивается к сестрам, которые о чем-то шушукаются, а затем внимательно его рассматривают. Несмотря на обычную сдержанность, весь их вид выражает любопытство и едва уловимое осуждение, словно разобрав чемодан и обнаружив портрет с надписью на обороте, они только и думали о том, как отреагирует их брат, вновь увидев силуэт незнакомки среди вещей, разложенных поверх покрывала.
– Париж, должно быть, чудесный город, – вздыхает Пелигрос.
– Удивительное место, – вторит ей Ампаро.
– Да, – поразмыслив, отзывается дон Педро. – Именно таков он и есть.
Сестры смотрят друг на друга, улыбаясь, как когда-то в те времена, когда все трое были детьми и за спинами взрослых обсуждали свои секреты. Адмирал, полюбовавшись портретом, неторопливо подходит к комоду и ставит его, прислонив к зеркалу. После чего все трое с нежностью берутся за руки.
Мадрид – Париж, январь 2015
