Эльга молчала. Она знала, что это как-то неправильно, но не находила возражений. Любезно, вежливо, на основе священного родового права, этот человек намеревался отнять у ее сына все наследство его отца! Сделать Святшу обездоленным сиротой, младшим двоюродным братом киевского князя Олега Моровлянина…
– О нет! – Она подняла руку. – Ты, видимо, не знаешь, что мой муж имел двоих соправителей: это я и мой сын. Такое условие поставили ему мои родичи из Плескова, когда он занял киевский стол, и киевляне согласились с этим. О том, что я и Святослав – соправители киевского князя, знают даже в Ромее. И если один из трех киевских князей погиб, это не значит, что все должно измениться. Просто теперь мы с сыном будем править вдвоем.
– Когда ты подумаешь, то и сама поймешь, что твоему юному сыну, да и тебе, женщине, не по силам управлять такой огромной державой, – продолжал Олег. Он несколько смутился, но не отступил: – Одна только вражда с Деревлянью погубит тебя. А я могу усмирить ее, поскольку молодой древлянский князь – мой зять, а его дети и наследники – мои внуки. Признав меня киевским князем, Русь и Деревлянь примирятся и навсегда избавятся от вражды. Возможно даже, уже в следующем поколении они будут объединены под властью одного вождя.
От возмущения у Эльги сдавило горло. Невзирая на их с сыном права, закрепленные даже в договоре с ромеями, этот милый человек просто отодвинул в сторону и ее, и Святшу. В его помыслах Русь и Деревлянь процветали под его рукой, а ее и Святши… просто не было. Нет, конечно, Олег слишком добр и порядочен, чтобы убить их, изгнать или заточить. Но что он им оставит? Вот этот двор?
– Э, полегче! – осадил его Логи-Хакон с тем надменным и холодным видом, который умел принимать в нужных случаях. – Ты позабыл кое-что. Мой брат Ингвар не все свои владения получил от Вещего. Из них тебе, чтобы получить свое наследство, придется вычесть Волховец и Ладогу, Смолянскую землю, уличей, тиверцев. Ты будешь владеть только Русской землей, да и Деревлянь, надо думать, уступишь своей тамошней родне! А обо всем, что севернее Любичевска и западнее Рупины, можешь забыть прямо сейчас!
– Но мы ведь можем заключить союз. С тобой, с твоим братом Тороддом и вашей северной родней…
Эльга немного опомнилась. Да, наследства Ульва и собственных завоеваний Ингвара у Святши Олег отнять не в силах. Он получит лишь то, чем владел Вещий – даже меньше. Они с сыном не пропадут. Но Русская держава от Восточного моря до Ромейского вновь развалится, два-три десятка князей и конунгов погрязнут в сварах между собой. Нет, Святшу делает сильным лишь то, что он объединяет права Олега Вещего и Ульва волховецкого. Он может жить как князь единой Русской державы – или никак.
– Я никогда не соглашусь на это, – отчеканила она, прямо глядя на Олега Моровлянина. – Попытавшись разделить владения моего мужа, ты погубишь и державу, и себя.
– Но я хочу объявить людям о моих правах.
– Объяви. – Отказать ему в этом Эльга не могла. – Но и я вправе объяснить людям, как много они в этом случае потеряют.
Олег Моровлянин встал, вежливо поклонился ей и ушел. Логи-Хакон и Эльга молча смотрели на закрывшуюся за ним дверь.
– Пес твою мать… – вымолвил Логи-Хакон.
Добавить пока было нечего.
* * *
Как выяснилось, это был вечер, и с тех пор Эльга перестала путать день и ночь. Она немедленно созвала своих отроков и челядь и вышла к ним во двор. Ее окружили бледные лица, самые молодые тоже были заплаканы. И все смотрели на Эльгу так, будто ожидали от нее спасения. Это было гораздо лучше, чем жалость в глазах Ростиславы и других боярынь, и Эльга вдруг ощутила прилив сил.
Не тратя лишних слов, она разослала отроков по дворам всех бояр и заметных торговцев Киева, велев передать приглашение на завтра в полдень на Святую гору.
– Ты будешь приносить жертвы, – она ткнула пальцем в грудь Логи-Хакону, который стоял рядом, будто тоже ожидал распоряжений. – Умеешь?
– Я-то умею. Но Олег тоже захочет…
– Не захочет! – язвительно поправила Эльга. – Я давно подозревала, что он христианин. Теперь я в этом уверена. И на крайний случай мы ему это тоже припомним. Зачем Киеву князь, не способный приносить жертвы богам? А милость их нам еще очень понадобится!
– Боги, где же Мистина? – Эльга требовательно глянула на Соколину, будто та могла ответить ей за брата. – Почему он не едет? Он разве не понимает, как он нужен сейчас?
– А кто, по-твоему, Ингвара хоронит? – мрачно ответила та. – Дедко Мал – борода лопатой? Мистина и хоронит! Уж он своего побратима волкам в добычу не бросит!
Эльга постаралась не измениться в лице. Слова «Ингвар» и «хоронить» до сих пор сочетались как нечто нелепое и невозможное. И лучше было в это не вдумываться.
– Но тебе нужно знать еще кое-что, – добавил Логи-Хакон. – Это Олег рассказал. Когда Маломир вернулся домой после той битвы, он привез с собой Уту и ее детей. И сразу передал их Мистине.
– Слава богам! Значит, они наконец в безопасности?
– Да, – с непонятной ей мрачностью подтвердил Логи-Хакон. – Но Олег говорит… что Маломир назвал это «даром своему верному другу и брату». И кое-кто из бояр тут уже болтает, что, дескать, Мистина участвовал в этом избиении. Или хотя бы знал о нем и не вмешался, потому что Ингвар хотел сам взять его семью в заложники. Для того, дескать, и ходил за ней.
– Это ложь! – горячо крикнула Соколина. – Мой брат – не предатель!
– Да что ты знаешь о своем брате? – возразил Логи-Хакон. Видно было, что эти двое спорят об этом не в первый раз. – Ты с ним едва знакома! Откуда тебе знать, чего он хочет на самом деле?
– Он не такой дурак, как эти древляне!
– Хватит! – уняла их Эльга. – Я не хочу слушать о предательстве Мистины. Пока не увижу доказательства своими глазами.
– Но как ты их увидишь? – хмуро спросил Логи-Хакон. – Ты – здесь, а он что-то не торопится…
Эльга промолчала.
На следующий день оружникам пришлось расчищать княгине путь на Святую гору. Помимо приглашенных, которых гриди пропускали внутрь вала, на склонах горы до самого подножия толпились простые жители Киева и даже окрестных городков и весей: все хотели знать, что будет дальше с Полянской землей, которую за эти два-три поколения уже все привыкли звать Русской.
Вокруг площадки святилища ждали бояре, воеводы и прочие нарочитые мужи. Эльга прошла к полукругу идолов в сопровождении Логи-Хакона, Соколины, Ростиславы и молодой боярыни Живляны Дивиславны. За ней Скрябка несла Браню. Лицо княгини было почти так же бледно, как белые одежды «печали», но ясно. Это Живляна, явившись к ней вчера вечером, научила, как льдом, молоком, настоем ромашки и березовых почек снять отеки и прочие следы долгого плача. Никогда раньше Эльге не требовалась эта мудрость. Даже в те дни, когда погиб отец, она плакала недолго: ее отвлекла от горя необходимость бороться за будущее. И теперь вид ее внушал трепет: величавая, спокойная и чистая, словно земля под первым снегом, она казалась отрешенной и притом решительной, будто следует не своей воле, но иной, высшей.
