– Фрэнсис не дочь, а падчерица Клио Пратт, – внес надлежащие коррективы Умник.
Доктор ничего не сказал, только улыбнулся. Улыбка была словно приклеена к его лицу. Он сделал приглашающий жест.
– Прошу за мной.
Кабинет Гамильтона поражал обилием дипломов и сертификатов, развешанных по стенам, а также собранной здесь библиотекой трудов по психиатрии, заполнивших высокие, до потолка, дубовые стеллажи.
– Чему я обязан сегодняшним визитом? – перешел он сразу к делу. По его тону можно было понять, что как и первое, так и второе посещение Умником клиники его ничуть не встревожило.
Улыбка вновь заняла свое место на его лице.
– Нам нужно задать вам еще пару вопросов по поводу Клио Пратт, дочери вашей пациентки Кэтрин Хеншоу.
Доктор Гамильтон вздохнул и устремил свой взгляд в окошко на безмятежный пейзаж за стеклом.
– Без Клио этот уютный дом никогда не был бы построен. Клио горячо восприняла идею лечения психически больных в комфортных условиях. Страховая медицина не обеспечивает необходимого уровня, а существует немало состоятельных людей, которых волнует не высокая плата за лечение, а то, чтобы близкие им люди чувствовали истинную заботу о себе, чтобы их человеческое достоинство никак не было ущемлено.
– Как вы познакомились с ней?
– Мы повстречались в медицинском центре при Нью-Йоркском университете на Манхэттене. Я читал там лекцию на тему: «Влияние душевной болезни на отношения в семье». Я не помню точно год, но это было давно, когда Клио еще только стала миссис Пратт. Я говорил о том, что больные люди в случае серьезности их недуга просто не способны сосуществовать с окружающим миром. У них могут быть периоды относительного приятия действительности, но это всегда нестабильно. Удержать себя от срывов они не могут. Понять это очень трудно тем, кто живет рядом с такими душевнобольными, несмотря на то что это близкий им человек, которого они искренне любят и проявляют о нем заботу. Впрочем, я слишком разговорился.
– Клио пришла на вашу лекцию?
– Да. Кажется, она очень заинтересовалась моей работой. После лекции она подошла ко мне и представилась. Несколько дней спустя она прислала очень милую записку и пригласила на ленч совместно с Ричардом. Мы и в дальнейшем продолжали переписываться и встречаться достаточно часто. Когда я решил основать это заведение, она оказала мне неоценимую помощь. «Пратт Кэпитал» предоставила необходимую для начала сумму. Но вот что странно. Все годы нашего знакомства и потом, когда шли переговоры и обустраивался Реабилитационный центр, она ни разу не заикнулась, что намерена поместить туда свою мать. Я с благодарностью и охотно пользовался ее щедрой поддержкой, но не имел представления, что ее мать больна.
– А когда вам стало известно про миссис Хеншоу?
– Через два-три месяца после того, как заведение заработало. Клио позвонила мне и попросила устроить здесь ее мать. Я связался с клиникой в Сиракузах, где миссис Хеншоу пребывала до этого, и мы быстро оформили ее перевод. По-моему, то учреждение больше не существует. С тех пор миссис Хеншоу находится у нас.
– Как вы думаете, почему Клио ничего не говорила вам раньше?
– Как вам лучше объяснить, мисс Пратт, – доктор наморщил лоб. – Для большинства людей душевный недуг представляется явлением странным. Они не воспринимают его как серьезную болезнь. Или стыдятся того, что кто-то из их близких болен.
Как раз о чувстве стыда и говорил отец Фрэнсис в запомнившейся ей, хоть и безрезультатной, беседе.
– А просила ли Клио сохранять ее анонимность?
– Не так прямо, но, в общем-то… да. Здесь мы очень внимательно относимся к таким вещам. Я так понял, что огласка того, что ее мать страдает умственным расстройством, может как-то отразиться на бизнесе, которым занимается Ричард Пратт. Это нормально. Мы относимся к этому с пониманием.
– А вы знали, что Клио сама посещает психиатра?
Профессиональная улыбка на долгий промежуток времени сошла с лица доктора Гамильтона. Он сохранял молчание.
– Фритц Прескотт. Вам это имя знакомо?
– Да. Он специалист, как бы вам кратко объяснить, – по состоянию тревоги, горя, обиды, обреченности…
– Клио принимала прописанный им нардил в течение шести месяцев, вплоть до своей смерти.
– Мне она ничего об этом не говорила.
– Есть ли основания полагать, что болезнь миссис Хеншоу наследственная и могла передаться дочери генетически?
– Такое возможно. Но я не имел профессиональных контактов с Клио и ничего не могу об этом сказать.
Доктор Гамильтон демонстративно взглянул на часы, и Фрэнсис поторопилась задать последний вопрос:
– А как вы можете прокомментировать склонность Клио к самоубийству?
– Повторяю. Я не проводил с ней бесед. Мне трудно ответить на ваш вопрос. Единственно, что я могу сказать, что самоубийство почти невозможно предсказать. Мы встречаем людей, которые постоянно грозят уйти из жизни, и у них наблюдаются все суицидальные симптомы, однако они до сих пор живехоньки. А другие лечатся, принимают все лекарства и вдруг кончают с собой.
– А Кэтрин знает, что ее дочь умерла?
– Да. Я сам сообщил ей.
– Как она к этому отнеслась?
– Она долго молчала. Хотя она вообще-то не говорунья, но какие-то звуки издает, зовет кого-нибудь или что-то бормочет себе под нос. А тут тишина и полная неподвижность. До этого Кэтрин любила кататься в кресле – туда-сюда. Клио подарила ей удобное кресло несколько лет назад, сделанное по специальному заказу.
– Мы можем ее увидеть?
– Только на короткое время. Ей не нравятся новые лица, а я бы не хотел зря волновать ее.
По дороге в комнату Кэтрин Хеншоу они, следуя за Гамильтоном, миновали общую гостиную, где распевали птицы в многочисленных клетках и букеты цветов напоминали о лете, которое властвовало над природой за окнами.
Первое, что бросилось в глаза Фрэнсис уже с порога, это обритый череп старухи. Она вспомнила слова Умника о том, что Кэтрин рвет на себе волосы. Очевидно, медики посчитали, что будет лучше побрить пациентку наголо.
Однако, за неимением волос, Кэтрин, вероятно, неоднократно принималась ковырять и рвать кожу на черепе ногтями, отчего тот весь покрылся кровавыми рубцами.
– Кэтрин! – тихо позвал ее доктор Гамильтон. – Кэтрин!
Та никак не отреагировала.
– Клио рассказывала тебе о своей падчерице Фрэнсис, дочери Ричарда. Вот она пришла навестить тебя.
Фрэнсис выступила вперед:
– Миссис Хеншоу, я знаю, что вы сейчас переживаете тяжелый момент… Как и мой отец тоже. Он очень любил вашу дочь.
Она наклонилась, стараясь уловить взгляд Кэтрин. Та замычала и немного отвернула кресло в сторону.
